Сибирь научит. Как финский журналист прожил со своей семьей год в Якутии

«В Москве я поняла, что у нас в Республике Саха совсем другое мировоззрение. Мы связаны с природой и духами. Мы не можем раствориться в потоке всеобщей глобализации», – уверена Григорьева. Режиссеров-женщин в Якутии немного. Валентина Степанова, второй начинающий режиссер, уверена, что успех ее фильма во многом связан с тем, что в Якутии мало фильмов от лица женщины. Ее фильм рассказывает о превратностях человеческих отношений городских девушек.

Степанова считает, что в якутской культуре господствуют восточные понятия, когда мужчина решает, а женщина помогает. «Со съемочной группой было трудно работать, оператор, монтажер, звукорежиссеры и светооператоры были мужчины. Они начинали командовать, учить меня или делать все по-своему». Однако женщины-продюсеры тут уже очень преуспели. Сардаана Саввина – одна из них, ее основная работа – преподавание английского языка в вузе. Благодаря ей три якутских фильма были показаны на Берлинском кинофестивале в специальной программе Native, посвященной кинотворчеству коренных народов.

Якутское кино стало более сложным технически, сюжеты стали глубже. Говорят, что якутский зритель тоже стал более требовательным. Например, от фильма ожидают качественного звука. Если пройдет слух, что фильм плохой, его не пойдут смотреть. Но могут ли и хотят ли якутские кинематографисты выйти из своей вечной мерзлоты в большое плавание?

Осенью 2016 года первый жанровый фильм киностудии «Сахавуд» под названием «Мой убийца» вышел в российский прокат. В апреле 2018-го якутский фильм-драма режиссера Эдуарда Новикова завоевал приз на Московском международном кинофестивале. Фильм «Тойон Кыыл» (Царь-птица) об орле, поселившемся в деревне, взял Гран-при. Этот фильм открыл российскому зрителю другую Россию, необъятную территорию, с другим лицом, своим языком, своей жизнью. В 2020 году фильм «Пугало» режиссера Дмитрия Давыдова и оператора Ивана Семенова получил главный приз фестиваля «Кинотавр».

В основном якутские фильмы русскому зрителю довольно чужды. В большинстве из них нет ни одного русского актера. Международные надежды возлагают на художественные фильмы типа «Тойон Кыыл». Но для большего успеха все же требуется бюджет посолиднее, чем 10 тысяч евро, и более универсальные темы.

«Россия под санкциями, а мы в еще большей жопе, но мы стремимся, чтобы мир нас услышал, – говорит режиссер Михаил Лукачевский. – Наш национальный эпос «Олонхо» похож на кино, потому-то у нас и развивается кинематограф. Тут сюжеты сами рождаются. Количество уже перешло в качество», – считает он.

Слава

Финская семья старается не выделяться, но все впустую.

Тёхтюр, Якутск

Мы собирались жить себе спокойно и незаметно в сибирской деревне, заниматься семейными делами и писательством, но случилось иначе. Российские и якутские СМИ чрезвычайно заинтересовались странной финской семьей с детьми, которая внезапно переехала в сибирскую глушь, и скоро мы, сами того не желая, стали публичными фигурами.

Виноват в этом российский государственный интернет-портал inosmi.ru, который переводит на русский язык иностранные статьи о России. Я писал статьи о Сибири и моей жизни тут в самую крупную финскую газету «Helsingin Sanomat», и с первой же статьи inosmi стал публиковать на русском все, что у меня выходило.

Финляндия – маленькая страна, мы часто думаем, что только финны болезненно интересуются тем, что о нас думают другие. Ан нет: русские и якуты были не менее заинтригованы. Иногда в России у моих статей было больше просмотров, чем в Финляндии. Аудитория inosmi намного больше, чем ее подписчики. Мои статьи разошлись дальше по русскоязычному интернету, где основной принцип: все можно публиковать, не задумываясь об авторском праве. Интернет-издания всех мастей рвали мои тексты на куски и иллюстрировали их фотографиями с моей странички в Facebook. Часть статей опубликовали и на якутских сайтах, через которые якутская публика увидела сумасшедшую финскую семью под новым углом зрения.

Эти переводы, естественно, затрудняли мне жизнь и работу. Некоторые герои моих историй были недовольны своей внезапной публичностью. Во-первых, мне пришлось оправдываться перед фельдшером нашей деревни. Я написал, что мы принесли в Тёхтюр ветрянку и о том, как она шарахалась от нас, как от прокаженных. При публикации в редакции еще добавили в текст, что в деревне есть «некий медицинский пункт».

«Это не «некий медпункт», а фельдшерско-акушерский пункт», – недовольно выговаривала мне фельдшер. Из-за того, что все переводилось, мне приходилось больше следить за своими словами, например когда я писал об учителях моих детей.