Сибирская амазонка

Весь его вид показывал, что он в величайшем раздумье и, кажется, не знает, что предпринять дальше. Но Алексей понимал, что и это раздумье, и несколько скучающий вид всего лишь игра. На самом деле Иван уже крепко вцепился в атамана и не отстанет, пока не выпытает у него все, что ему требуется.

— Выходит, из баб среди них только Евпраксия мелькает? — Иван зевнул и посмотрел в окно. — А другие бабы, детишки? Их, что ли, совсем никто не видел? А старики?

Что ж, они все в крепости обитают?

— За Шихан нам ходу нет, — повторил еще одну свою коронную фразу атаман, но совсем уж устало и как-то обреченно.

— Ладно, — прихлопнул ладонью по столу Иван. — Это не суть важно. Только чем они живут? Где хлеб берут? Соль?

— Оне, кажись, скот разводят, а после его на хлеб меняют… — пожал плечами атаман. — Мы в эти дела не встреваем.

— Чудесно, — расплылся в улыбке Иван, — час с тобой, Никита Матвеевич, маемся, а сыску с тараканью сиську! Ох, и мастер ты арапа заправлять! — Он вздохнул. — Что ж, начнем опять от печки танцевать. — Его взгляд вмиг налился строгостью. — Давай, мил-друг, быстро и четко отвечай на мой вопрос. Почему все староверы живут тихо и даже идут в огонь, если их начинают прижимать, а ратники, наоборот, ведут себя нагло, похоже, никого не боятся и сражаются, как настоящие солдаты? Скажи, что или кого они защищают?

— Ты, Иван Александрович, ошибаешься, сами оне на рожон не лезут, разве когда припечет! Мы их иной раз по два-три года не видим, не слышим. Думаем, видно, дальше в горы скочевали. Но когда бабки погорели, в станице Евпраксия появилась. Верхом по улице проскакала, и все. Будто показала, что здесь они, неподалеку. А еще по тайге слух прошел, что они из староверской деревни, что недавно тоже погорела, мальчонку забрали, год у себя держали, а после вернули и велели беречь как зеницу ока, пока ему десять годков не исполнится.

— Того самого, что сиганул в реку с моста?

Атаман молча кивнул.

— Это его вы в бане прятали?

— Его! — ответил атаман и перекрестился на образа. — Мои казачки из дозора возвращались и на отмели его заметили. Думали, помер, а когда поднимать стали, мальчонка застонал. Они ж когда кольцо увидели, дюже перепугались и живехонько ко мне…

— Что за кольцо? — в один голос спросили Алексей и Иван.

— Здесь, на пальце, — вытянул вперед указательный палец левой руки Никита. — Это знак особый у ратников. На нем буквами старинными выбито «Спаси и сохрани». Поэтому тот, кто кольцо увидит, должен непременно этому человеку помочь, иначе, сам понимашь… — Он махнул рукой. — Словом, привезли они мальчонку, а на нем места живого нет.

Руки, ноги переломаны… — Шаньшин глубоко, со всхлипом вздохнул. — Ну, мы его перевязали, как могли, в лубки уложили… После Гаврюха Варламию, есть тут у нас один пустынножитель, — кивнул он в сторону окна, — сообщил. А уж как он передал ратникам, что мальчонка жив, о том нам не доложили. Забрали они его в ту ночь, когда господина Голдовского порешили.

— Нам хорошо известно про то, как мальчонку привезли, и как его в баньке устраивали, и даже, как и кто его забирал, Никита Матвеевич, — усмехнулся Иван. — Неужто думал нас вокруг пальца обвести? Учти, у меня нос за версту и за сутки наперед чует, если какое непотребство затевается.

— Это святое дело, Иван Лександрыч, дите спасти, — возразил угрюмо атаман. — С кольцом или без кольца, но мои казачки непременно его с отмели подняли бы и в станицу привезли.

— А что это за мальчонка такой особый, если ратники к себе его забрали и кольцо такое надели? Чем он им так показался, если велели парнишку как зеницу ока беречь?

— По правде, они и раньше детей забирали, но на моей памяти всех через некоторое время отпускали в семью. А этого хотя и отпустили, но до тех пор, пока не подрастет. Но я, вот те крест, не знаю, зачем он им понадобился.

— Чует мое сердце, что он не зря с моста сиганул и папаша его весьма отчаянно бился! Помнишь, Алексей? — посмотрел Иван на своего товарища. — Кажется, и впрямь занятный мальчонка. Я видел, с какой осторожностью ратники несли его из бани.

Атаман молча покосился на Вавилова, но ничего не сказал.

А Иван вновь вернулся к тому, что их интересовало гораздо больше.

— Скажи, Никита Матвеевич, какие у тебя соображения, почему ратники расправились с Голдовским? Чем он им помешал? По нашим сведениям, они пасли его еще с Североеланска…

— Наверняка из-за книг, что у бабок исчезли, — с неохотой произнес атаман. — Я даже не сомневаюсь, что это он промышлял тогда по деревням, хотя, вот как на духу, — он опять перекрестился на образа, — я его первый раз в жизни в станице увидел. Жаль, что уряднику не удалось его показать, а теперь, что говорить, его мамка родная не узнает…