Сибирская вендетта

Андрей опустился на стул возле порога. Если и есть где-нибудь ад на земле, то искать его нужно в таких вот избах, у всеми забытых, всеми брошенных старух, мыкающих горе в холодных полуразвалившихся хибарах, заливающих свой ужас палёной водкой, от которой загибаются и здоровые мужики. Что это за жизнь такая? Для чего она? Чтобы так вот мучиться? Сходить с ума, бредить спьяну и трястись с похмелья? Андрею стало жутко. Его словно бы накрыла волна этой безысходности, беспросветности, жуткой бессмысленности всего происходящего. Он вдруг подумал, что и он мог бы так жить — глушить водку, загибаться от наркоты, сидеть по тюрьмам. Чем он лучше этих бедолаг?

Не в силах выносить весь этот ужас, он повесил бушлат обратно на гвоздик и вышел на улицу. Последний взгляд через плечо: старуха, сгорбившись, сидит на облезлом табурете и смотрит невидящим взглядом куда-то в пол, в одну точку. О чём она думает, что вспоминает? Сыночка ли, которого похоронила, отца ли родного, что баловал её в детстве, мужа ли непутёвого, давно сгинувшего, или как плавала она в юности на ледоколе по грозному Байкалу?

Несколько минут Андрей шёл быстрым шагом, ничего не видя вокруг. Мимо проезжали машины, какие-то тени шарахались в стороны — он упрямо шёл вперёд, глядя себе под ноги. Эта безысходность… пожалуй, ничего страшнее в своей жизни он не видел. Смерть — гуманнее! Смерть — она ласковая, она как мать! Накроет тёмным покрывалом — и спи себе, никто тебя уже не потревожит.

А потом он словно бы очнулся посреди улицы. Разноголосый шум хлынул ему в уши, он увидел себя стоящим на перекрёстке возле светофора, того самого, возле которого несколько часов назад он распрощался со смешливым шофёром. То было днём, а теперь уже вечер наступил. Зажглись фонари, небо стало чёрно. Однако звёзд не видно — разве в городе звёзды увидишь? Андрей перебежал через дорогу и двинулся дальше, под уклон, к реке. Вспомнилось, что где-то неподалёку есть лодочная станция. И если повезёт…

Улица была тёмная, глухая, дикая. Вместо домов — кирпичные стены без окон и дверей. Ни огонька, ни звука, лишь изредка проносятся с рёвом автомобили. Андрей взбежал на обледенелую насыпь и остановился. Пространство вдруг раздвинулось — перед ним широко и свободно раскинулась река. Чёрная вода маслянисто поблескивала, от воды тянуло промозглым холодом. Другой берег едва угадывался в темноте. Водная гладь была пустынна. Кто же станет кататься в лодке ночью да в такой холод? Андрей спрыгнул с насыпи и, увязая в снегу, приблизился к кромке воды. Ему неудержимо захотелось броситься в воду. Он уверен был, что сможет доплыть до противоположного берега. Хотелось оказаться в ледяной купели, чтобы дух захватывало, чтоб сердце бешено стучало и пьянило голову, и чтобы он плыл в этой ледяной воде из последних сил, отчаянно борясь с холодом, усталостью, отчаянием. Он так живо представил себе этот холод и эту жуткую борьбу, что у него закружилась голова. Он закрыл глаза и сделал глубокий вдох. Нет, нельзя. Что за мальчишество? Во-первых, у него доллары в кармане. Не выбрасывать же их. А во-вторых, как же он мокрый пойдёт дальше? То есть он дойдёт до дома и в мокрой одежде, но что о нём подумают окружающие? И вместо того, чтобы безрассудно бросаться в воду, Андрей развернулся и зашагал вверх по течению — туда, где была когда-то лодочная станция.

Почти над головой у него проносились машины — но сверху его было не видно. И всё же стоило поторопиться. Он прибавил шагу и в какие-то четверть часа добрался до тихой заводи. Берег в этом месте закруглялся полумесяцем, на снегу лежали верх дном лодки с осени. Сторожка светилась единственным окном. В это окно Андрей и постучался.

Выглянул дедок в шапке с одним ухом, бородатый и с озорной улыбкой на лице.

— Здорово, дед! — воскликнул Андрей.

— Здорово, коль не шутишь, — ответил тот радостно и добавил: — Ты, никак, на рыбалку собрался?

— Да не совсем. Мне бы на ту сторону перебраться. Не перевезёшь? Я заплачу.

Дед с удивлением посмотрел на гостя.

— На чём же я тебя повезу? Лодки все на берегу. Моторы на замке. У меня и вёсел нету.

— Как нету весёл? Ты что же, сам-то не рыбачишь? — спросил Андрей строго.

— Какая рыбалка? По земле с трудом хожу!