Сибирская вендетта

До переезда оставалось метров сто, но и состав стремительно приближался. Машинист, кажется, еще не заметил препятствие на своём пути, а иначе он посигналил бы. Андрей стал притормаживать — нужно было притормозить, чтобы свернуть в нужном месте. Ошибись он на несколько метров — и машина вылетит на обочину, застрянет в метровом сугробе. Андрей сбросил скорость до двадцати километров, затем до пятнадцати… Состав был уже близко, вдруг раздался оглушительный гудок за спиной. Андрей въехал передними колесами на деревянный помост и стал заворачивать руль вправо. Колеса забуксовали было, но машина прокатилась по инерции несколько метров, и передние колеса зацепились за рассыпанный по снегу гравий. Последнее усилие — и, переваливаясь с боку на бок, автомобиль выехал на грунтовую дорогу. И тут же за спиной загрохотало, заскрежетало — понеслись платформы, груженные лесом. У Андрея холодок по спине побежал, когда он представил, что было бы, замешкайся он на несколько секунд. Машина уже катилась под уклон, двигатель работал ровно, печка разгоняла тёплый воздух по салону. Дорога петляла посреди бескрайнего поля. В темноте не видно было, но Андрей знал: слева тянулись заснеженные горы на сотни километров, справа Иркут лежал под метровым льдом, а над головой жила и ворочалась Вселенная — бесконечная, таинственная, жуткая. Миры летели в пустоте, громады Солнц излучали в черноту пространств потопы света. Для чего всё это? Для кого зажглись во тьме мириады звёзд? Чтобы где-нибудь возникла жизнь, похожая на нашу жизнь? Стоит ли оно того?

Андрей рефлекторно поворачивал руль, следуя плавным изгибам узкой трассы. Когда он думал о том, что у Вселенной нет ни начала, ни конца, что ничего-то мы не знаем об окружающем мире, что копошимся на Земле подобно муравьям, не заглядывая дальше завтрашнего дня, не умея понять самих себя, — он чувствовал странное умиротворение. Давно уже понял скоротечность жизни, суетность всех наших желаний, бесполезность усилий. Но он почему-то бежит из города, желая спрятаться от врагов. В масштабах вечности — как оценить такой поступок? Андрей усмехнулся и покачал головой. Слаб человек!

Показались Баклаши — посёлок на берегу Иркута, заложенный одновременно с Иркутском. Но вот парадокс: Иркутск за триста лет превратился в огромный город, а Баклаши так и остались обычным посёлком, коих рассеяно великое множество по нашей необъятной земле. Левее, в пяти километрах, тянется знаменитый Култукский тракт. Там жизнь, там движение, а тут — неизбывный покой, деревенская идиллия. Знает ли кто-нибудь про эту заброшенную деревню? А ведь в ней родился прославленный полководец, дважды Герой Советского союза генерал Белобородов, защищавший Москву в сорок первом, а в сорок пятом бравший Кёнигсберг! Андрей с горечью подумал о том, что он тоже мог бы быть неплохим командиром, он мог бы отдать жизнь за свою родину, а вместо этого бежит из родного города словно закоренелый преступник…

Село унеслось назад, теперь Андрей ехал вдоль реки по заснеженному просёлку — тут и днём-то редко ездили, а уж ночью… Он снова стал думать о жизни, о её превратностях. Сам себе он казался превратностью! Жить не хочет, но живёт. Презирает суету, однако суетится. Что это? Пресловутая любовь к жизни, воспетая поэтами? Или это неистребимый инстинкт, что не позволяет жизни прекратиться и который поддерживает божественный огонь среди убийственных стихий и козней мира? Возможно, возможно. Лучше не думать об этом. Многие думали до него, однако ничего толком не поняли и не объяснили.