Сибирская жуть-7

Но только есть у нее несколько неожиданное продолжение совсем в других областях знания, очень далеких от сбора и соления грибов. Два года назад, при раскопках поселения Черноостровское, археолог Минусинского музея Н.В. Леонтьев сделал интереснейшее открытие: в культурном слое поселения третьего тысячелетия до Рождества Христова нашли множество мелких, выполненных на небольших гальках изображений. Люди окуневской культуры бронзового века обтесывали такую гальку и гравировали на ней изображения животных, людей и фантастических существ. Так вот, среди прочих изображений есть и такое — человек, придерживающий рукой плащ, и с острыми звериными ушами чуть выше и позади висков.

Я, конечно же, ни на чем не настаиваю и никого ни в чем не убеждаю. Но совпадение — есть. Уши неведомого существа, изображенного пять тысяч лет назад на гальке, расположены в точности там, где увидела их наивная девушка Оля на голове черного грибника.

Вот и все.

Глава 17

БОЙТЕСЬ САЯНСКИХ ТУМАНОВ!

Гору повешенных называют так потому, что если кто-то пытается подняться на нее, из лесу высовывается огромная рука, хватает смельчака и вешает его.

Г.Б. Федоров

Иргаки — хребет в Восточном Саяне, в истоках реки Ус, правого притока Енисея. Сам быстрый и порожистый Ус не длинный — всего двести тридцать шесть километров. Мне рассказывали, что при Сталине в его истоках стояли лагеря, и поваленный лес заключенными спускали на лед Енисея очень просто: на огромных санях.

Строили эти сани с полозьями из целой мачтовой сосны и пускали по льду Уса. Там заранее делали трассу, то есть, попросту говоря, много раз ездили по заснеженному льду на санях, делали плотно утоптанный зимник. А в местах, где река поворачивает и сани рискуют вылететь за пределы трассы, зеки насыпали высокие стены из снега — чтобы разогнавшаяся многотонная масса не могла слететь со льда Уса. И сани, как правило, доезжали до Енисея… Только раз сани загорелись от трения полозьев о лед, а во всех других случаях проносило — плоды труда заключенных удавалось сохранить и доставить по назначению.

А Иргаки считается почему-то особенно красивым местом, и туда каждый год валом валят туристы. На мой взгляд, любой из саянских хребтов ничуть не менее красив, чем Иргаки, ничуть не менее ярок и интересен… но должны же люди по какому-то поводу сходить с ума! А культ Иргаков — это ведь далеко не худшее, что можно было бы придумать.

История про саянскую руку — это типично туристская, типично иргаковская история. Состоит она вот в чем… Мол, сидели люди у костра, делали бутерброды, клали их на крышку большого котла: наделаем и тогда будем есть, не отвлекаясь. Наделали, сложили бутерброды, стали есть. А тут из тумана вдруг высовывается рука, хватает и утаскивает бутерброд. Иногда ее, эту зловещую руку, расписывают самыми устрашающими красками: и волосатая она, и смуглая, и вся в ожогах, и волосы на ней подпалены… Но на этом похищении бутерброда (или тушенки из банки; или сахара из сахарницы) кончаются приключения руки. Никаких более серьезных гадостей, никаких попыток пакостить людям.

Вообще-то истории, связанные с едой, — это типичные туристские истории. Почему турье до такой степени помешано на жратве — выше моего понимания, но вот здесь коренится один из пунктов, по которым туристы и ученые-полевики решительно не совпадают: культа жратвы у нас нет и соответствующих баек тоже.

Более универсальна история про мальчика, который себя плохо вел в лесу. Универсальна она в том смысле, что истории про загадочные силы, наказывающие людей, ведущих себя некорректно, рассказывают и полевики, и туристы.

Эта саянская история про мальчика, который вместо того, чтобы пописать под кустик, зачем-то взял и пописал в реку.

В одном варианте легенды на другой день этот мальчик возвращался в лагерь из похода, перепутал, по какой тропинке идти, и плутал больше десяти километров. В другом варианте легенды мальчик в возрасте старшеклассника даже ночует в очень опасном месте, на узком карнизе между грохочущей горной рекой и отвесным склоном: он так устал, что уже не реагирует на опасность.

Но это — вариант очень типичной легенды экспедишников о наказании того, кто ведет себя неправильно в лесу, в горах и на воде. И если даже тут все чистая правда — кто сказал, что это именно саянская рука водила бедного мальчика по горам? Приписывать это именно той самой руке, которая сожрала бутерброд, — домысел чистейшей воды.