Сибирская жуть

– Эй! Эй, мужик! – вдруг позвали его. Коля выпрямился в погребальной камере. Как ни размывали дожди и талые снега курган, он все-таки хоть немного, но выше остальной местности. И даже из погребальной камеры Коля с его ростом в метр восемьдесят восемь смотрел сверху вниз на крохотную старушонку. Откуда она тут взялась?!

Старушонка была крохотная, ростом с подростка лет тринадцати, одетая по-деревенски, и за руку держала мальчишку лет трех, не больше. Но что-то было у этого малыша в лице такое, что Кузьмин покрепче взялся за лопату. Что именно углядел он опасного на личике, он не сумел мне объяснить, но уверял, что «так просто» к этому существу не подошел бы. А со сморщенного старушечьего личика буквально полыхали светло-желтые, невероятного цвета глаза.

– Как у рыси, – сказал задумчиво Кузьмин. Кстати, с рысями Кузьмин знаком не только теоретически, и застрелил как-то рысь у истоков речки Есь. Он, право, знал, что говорит.

– Слышь, мужик! Ты в этом кургане все найдешь, чего тебе надо, понятно? Неграбленный он, в нем одной бронзы кило два. Два скелета здесь будет. На этом – слева – ножи, подвеска, шилья, кинжал кованый, зеркало китайской работы, – перечисляла старуха, загибая пальцы. Мальчишка было двинулся куда-то из-за ослабевшей хватки, и бабка тут же дернула его назад:

– Стой, говорю… Не время.

И Кузьмину:

– На втором скелете, справа, возьмешь иголки, нож, серьги красивые. Смотри, мужик, совсем забыла – под той стенкой (бабка ткнула рукой, под которой) еще украшение найдешь, редкое, на лбу носили. И горшки такие здоровенные, в изголовье у обоих стоят. И кости зверей в ногах, коров и лошадей кости, тоже отыщешь.

А вон тот курган ты, мужик, лучше не трогай, – бабка ткнула рукой в курган с березой. – Тебе этот курган не нужен, и только хуже от этого будет.

– Почему? Мне его надо раскопать, задание такое.

– Не понимаешь?! Все что нужно, в этом кургане найдешь, прямо под ногами! А в тот курган – не лезь! Плохо будет!

Глаза у бабки засверкали так, что Кузьмину стало попросту жутко. Стоял Кузьмин по грудь в яме, беспомощно, и положил лопату поперек ямы, чтобы опереться на нее и выпрыгнуть из погребальной камеры. На секунду Кузьмин отвлекся, выпустил из виду старуху с ребенком, а в следующий момент, уже стоя на земле, видел только, как бабка с невероятной быстротой семенит вверх по долинке, прямо на ближайший склон. Кузьмин подивился, с какой скоростью несется бабка, а потом глаза у него заслезились от прямых лучей солнца. Коля перестал видеть этих двух и не понял, куда они делись. Естественно, он не стал больше оставаться один на кургане и, конечно, старательно записал, что же должно быть в недокопанном кургане.

Говоря коротко: в кургане было все, о чем говорила старуха. И ножи, и кованый кинжал, и кольца на пальцах скелетов, и шилья, и подвески, и даже бронзовая диадема – редкое, богато расписанное орнаментом украшение из бронзы, которое носили на лбу, – и как раз «под той стенкой». По-видимому, диадему просто забыли надеть на голову трупа – только так мог объяснить Кузьмин находку такой диадемы.

Старухи с малышом никто, кроме Кузьмина, не видел, и никаких следов на глине они не оставили.

А когда принялись за второй курган с березой, и правда, стало плохо. Гораздо хуже, чем если бы опять пошли дожди.

Перед началом раскопок в отряде было восемь крепких взрослых дядек, кроме самого Кузьмина… Было – потому что через два дня осталось двое – фотограф и сам Коля Кузьмин. Двое сотрудников полегли, как только начали рубить березу. Слетел топор с рукояти, угодил по голове человеку. К счастью, только чиркнул по касательной, но и так кровь хлынула фонтаном. Добрый час выносили раненого с кургана в лагерь, останавливали кровь, перетягивая тряпками рассеченную голову. Скоро парень уже сидел и жалко улыбался иссиня-серой от потери крови физиономией; его морозило, девушки побежали варить бульон для подкрепления сил парня…

Топор насадили на рукоять, Кузьмин сам проверил орудие. А через двадцать минут второй человек скорчился под недорубленной березой: лезвие того же топора он ухитрился вогнать себе в коленную чашечку.

– Неумелый был?

– Какое там! Полжизни в экспедициях. Ни одной травмы за все пятнадцать лет в поле. Да ты его знаешь…

И Кузьмин называет мне человека, которого я и правда знаю, и уж, конечно, не как неумеху. Ездил с археологами, ездил с геологами, действительно полжизни в экспедициях.

Этого раненого унесли в лагерь и тут же повезли за шестьдесят километров в больницу – слишком жутко белела в ране раздробленная розово-белая кость. В экспедицию парень вернулся, но только через две недели.