Сидение раскольников в Соловках

- Га! - захрипел воевода. - Вон они что затеяли! Воеводу вязать!.. Ты кто таков, сказывай! - накинулся он на чернеца. - Сказывай, каков человек?

- Сам видишь, - спокойно отвечал чернец.

- Имя сказывай. Именем кто?

- Мое имя у Бога записано, не прочтешь.

- А! Знаю! Ты из этой волчьей ямы. - И воевода указал на монастырь. Почто пришел сюда? За каким дурном?

- За твоей головой.

Воевода порывисто выхватил саблю из ножен и замахнулся на огненную голову.

- Вот я тебя, вора!.. Взять его!

Стрельцы испуганно топтались на месте, но не двигались вперед.

- Вам говорю! Вяжите вора!

То же топтанье на месте. Воевода оглядел толпу, и глаза его остановились на Кирше, который стоял понуря голову и тяжело дышал.

- Кирша! Возьми его, вора.

Кирша нерешительно сделал шаг вперед.

- Что меня брать? Я сам пришел, - сказал чернец, - своею волею пришел, так не боюсь тебя.

Этот ответ озадачил воеводу. Действительно, человек сам пришел, не побоялся ни стрельцов, ни его. Тут что-нибудь да не так. Воевода задумался.

- Так чего ж тебе надобно? - спросил он, наконец.

- Того, чего у тебя нет, а ты дать можешь, - был ответ.

Воевода не понимал этого загадочного ответа.

- Чего у меня нету и что я могу дать? - переспросил он.

- Воистину так.

- Что ж это такое, чего у меня нету и что я могу дать?

- Венец.

- Венец? Какой венец?

- Нетленный.

Воевода отступил назад. Стрельцы невольно переглянулись. Воевода чутьем угадывал, по порывистому дыханью стрельцов, которое слышно было, чувствовал, что власть ускользает из его рук. Чего доброго, стрельцы свяжут его и головою выдадут мятежникам, а то и сами расправятся. Ему казалось, что он стоит на льду, среди глубокого озера, и тонкий лед гнется и хрустит, зловеще кракает под ногами. Надо скорее сойти с опасного места, хоть ползком: надо во что бы то ни стало выйти из этого острого положения.

- Я пришел сюда по указу великого государя, его царского величества! - громко сказал он, оглядывая всю толпу и подходя к чернецу все с тою же обнаженною саблею.

- Его царское величество не указывал разорять монастырей, - так же громко перебил его чернец.

- Молчать, вор! - закричал воевода, подымая саблю.

- Вор тот, кто монастыри разоряет... Его царское величество не указывал тремя персты креститься.

- Врешь, его царское величество указал, и освещенный собор приговорил.

Чернец повел своими горячими глазами по толпе.

- Не слушайте его, православные! - закричал он. - Он говорит затейно... Вот как креститесь!

И он высоко поднял руку, выставив торчком два пальца, а остальные пригнул. Между стрельцами произошло движение.

- Вот так, вот так! Православные! - истово кричал фанатик.

- Вот же тебе как, н-на!

Сабля блеснула в воздухе и к ногам стрельцов что-то упало. То были все пять пальцев фанатика, отрубленные саблей по самые последние суставы, у связей с ладонью. Стрельцы с ужасом отшатнулись.

Фанатик не поморщился. Он нагнулся, поднял с земли левою рукою два отрубленных пальца, указательный и средний, и истово перекрестился левой рукой.

- Благодарю тя. Господи, яко сподобил мя Еси один листочек нетленного венца получити, - сказал он, подымая глаза к голубому небу, на котором стояли курчавые, как белые овцы, облачка.

Кровь ручьем лила из перерубленной руки, но он сунул за пазуху два отрубленных пальца, улыбнулся...

- А тех трех перстов мне не надобет, - сказал он и повернулся к воеводе.

Воевода, бледный, с остоячившимися глазами, стоял в раздумье с поднятою саблею: рубить или не рубить по огненной голове?..

VIII. СОЛОВЕЦКИЕ СВЯТКИ

Время шло. Скучное северное лето, с его бесконечными днями, почти целые сутки освещаемыми незаходящим солнцем, и с его белоглазыми, надоедливыми ночами, сменилось еще более скучною, хмурою и мертвою зимою с ее такими же мертвыми, бесконечными ночами, освещаемыми иногда от полуночи страшными "сполохами", встающими от северного горизонта длинными, с переливающимися яркими лучами снопами света, которыми северное сияние как бы вознаграждает северную мрачную и бесконечную ночь за ее мрак и бесконечность, за малость северного дня и за скудость и безжизненность северного солнца. Весь остров завернулся в белый саван, как покойник на льдине Ледовитого океана. Зловещее море кругом на необъятное пространство, туман и мрак или ветер с пургой и леденящий холод, деревья, утонувшие в инее, мрачные, заиндевевшие стены монастыря - все это до боли бесприветно и безотрадно.