Сидящее в нас. Книга вторая (СИ)

Нелепая и страшная одновременно – Ринде нечаянная подруга казалась самой обычной девушкой необычной внешности и повадок. Какая разница? С лица воду не пить, а среди родовичей и не такие морды водятся. Аки пришлась ей по душе своими повадками. И особо редким по чистоте прямодушием: не юлила, не врала, не выпячивала из себя того, кем не являлась.

 А ещё она умела любить. По-настоящему. Без условий и оговорок на обстоятельства. Именно любить, а не делать тебя своей собственностью, как водится сплошь и рядом. Аки любила свою Ринду просто и понятно: всегда рядом и никогда не в тягость. А главное, прямо-таки безошибочно чуя, что на душе у подруги. Именно подруги – Ринда принимала её только так и не иначе. Когда же кто-то пытался позубоскалить, дескать, завела себя княжна зверушку, наказывала зубоскала любыми доступными способами. И плёткой по насмешливо кривящейся роже – это ещё малость.

 Славу себе заслужила! Иначе, как синегорской змеищей и не называли. И её такая слава вполне устраивала: будут меньше лезть. Аки же, что оказалась в чужом огромном для неё мире одна-одинёшенька, приняла защиту своей рослой высокородной властной подруги, как должное. Её как бы приняли в семью, значит, заслужила. А в семье, какие счёты между своими? Во всяком случае, на её родине именно так и не иначе. А каково оно в землях чужаков, её ничуть не волновало. Как ни странно, Ринде это здорово нравилось.

– Плохо, – чуток помолчав, повторила Аки и протянула руку: – Льденчик.

Губы Ринды сами собой разъехались в улыбке. Из болтающейся на груди торбы она выудила сахарного петушка на палочке и протянула своей чучелке. В её торбе леденцов не оставляла: сластёне дай волю, так она их вообще изо рта вынимать не будет, и есть толком не станет. Сама время от времени оделяла, против чего Аки не бунтовала, стоически перенося борьбу подруги с её мелкой вредной слабостью.

Цапнув петушка, она тотчас запихнула его в рот и блаженно прижмурилась.

– Поохо, – прошамкала набитым ртом и вопросительно покосилась на подругу.

Дескать, почему плохо?

– Замуж не хочу, – усмехнулась Ринда. – Чучелка, тебе не жарко?

Аки еле заметно мотнула головой, скосив глаза вниз, на свою богатую, расшитую золотой нитью бирюзовую меховую безрукавку. Причём, напяленную чуть ли не на голое тело – чёрная льняная рубашка не в счёт. Она страшно любила всё яркое и блестящее. Одни только ядрёно-яичные шаровары чего стоили. И лишь Ринда знала, что под ними узкие кожаные тёмные штаны, что прекрасно скрывали свою хозяйку в темноте – вздумай та прогуляться по ночной поре.

А ту иной раз пробивало на подобные прогулки – чисто кошка.

– Не надо тебе замуж, – глубокомысленно изрекла Аки, вынув петушка и вновь сунув в рот.

Не надо, а требуют – вздохнула Ринда, передёрнув плечами. Ибо, схоронив великого делами князя Риндольфа, риносцы пошли по проторённому пути. У него остались целых три девки? Отлично, значит, его могучая кровь не пропадёт бестолку. Но главное, должна непременно соединиться с не менее могучей кровью. Прошло два года с того дня, как прах Риндольфа рассеяли на полях, возвращая земле-кормилице долг. И два же года по всему Лонтферду не унимались стычки лучших богатырей за право обладания княжьей крепостью Риннона-Синие горы.

Кеннер – средний сын князя Кендульфа из Кенна-Дикого леса, что на востоке королевства – всем доказал своё право сильного на обретение желаемого. Правда, ходили слухи, будто строптивый богатырь вовсе не искал себе столь хлопотливой постылой доли. Не горел желанием впрягаться в воз хозяйственных хлопот по содержанию княжества в порядке – подобным недомоганием страдало большинство отпрысков княжьих домов. Насмотревшись на обременённых властью отцов, они с детства заражались отвращением к заботам мирной жизни: тягостным, заунывным и нескончаемым. Куда как веселей болтаться от стычки к стычке, от пирушки к пирушке. Не жизнь, а малина.

Однако старый Кендульф Железная лапа не задарма носил такое прозвище. И все его шесть сыновей-богатырей не раз пищали зайчатами в сокрушительной отчей длани. Так что Кеннер, глубоко и от души почитая отца, сдался под напором его стремления породниться с риносцами. Соединить две великие крови в потомках, что непременно потрясут мир.

Весь север беспрестанно сотрясало от подобных потомков – куда уж больше? Но против воли батюшки не попрёшь. Кеннер по прозвищу Свирепый – которое тот завоевал уже к двадцати годочкам необузданной жизни – согнул-таки шею. И теперь позволил навздрючить на неё ярмо княжьей власти. С чем, впрочем, сей молодец тридцати трёх годочков отроду явно не торопился. С удовольствием порезвился в последней схватке с последним недобитым претендентом. Одолеть не смог, сам не поддался, а после оба претендента закатились подальше от столицы, ожидая решения Совета наместников. Причём, так и гулеванили прославившей себя парочкой непобедимых богатырей.