Сидней Рейли: Жизнь и приключения английского шпиона из Одессы

«Дорогой мой, — сообщал он Савинкову 31 января 1923 года. — Присылаю 2000 франков, больше не могу, т. к. табачник меня совершенно надул, не дал даже половину того, что обещал. Положение мое ужасное, надежды устроить дело очень мало. Если паче чаяния утрою, так только на самых мизерных условиях, которые дадут возможность только-только перебиться… Дня через два все должно окончательно выясниться, пусть уже лучше все лопнет, лишь бы кончилась эта бесконечная канитель».

Возможно, некоторые из тех причин, о которых говорил Рейли, действительно имели место, но, скорее всего, все было гораздо банальнее — просто талантливый и смелый разведчик оказался плохим бизнесменом. Случается и такое. 5 февраля 1923 года он жаловался: «Мое положение с поиском денег хуже. Если ничего не выйдет на этой неделе, то крышка. Тогда мне только один выход: собрать несколько сот фунтов и шпарить в Нью-Йорк, т. к. только там я могу найти деньги…» Там, впрочем, он тоже их не нашел.

В феврале того же года Рейли был вынужден сменить место жительства. Ему пришлось покинуть Олбани и переехать на гораздо более скромную улицу Адельфи-Террас. Престижный и богатый лондонский район, личный камердинер и пышные вечеринки для друзей остались в прошлом. «Дорогой мой, — сообщал Рейли Савинкову 26 февраля. — Простите, что не писал. Был очень занят… переездом на новую квартиру. Новоселье у меня очень невеселое, т. к. безденежье достигло последних размеров и откуда взять деньги, чтобы еще продержаться — не знаю».

Денег нет, но вы держитесь

Для Рейли 1922 год был неудачным. Коммерческие проекты провались. Судебный процесс против компании «Болдуин» в Америке шел очень медленно, и быстрыми деньгами, на которые надеялся Рейли, там пока что и не пахло.

Не лучше обстояли дела и в его политических планах. Идея по «мирному удушению Советов» в западных объятиях не имела успеха, поскольку англичане так и не довели до советских представителей условия, разработанные Рейли. Такая же судьба постигла и его проект создания «международного консорциума по восстановлению русской экономики». Даже его отдельные элементы, которые вошли в «меморандум», предъявленный советской делегации в Генуе, Москва отказалась принять.

Менять свое руководство большевики явно не собирались. Рейли оставалось надеяться только на внутрипартийную борьбу, которая начала разгораться в связи с болезнью Ленина. Приходилось вдохновляться слухами из Советской России, да и то весьма ненадежными. «Ясно, что кредитов сволочи не получат, — писал Рейли 13 июля. — Их песня спета и никакие [неразборчиво] относительно сказочных (!) урожаев им не помогут. Характерна одна фраза в письме, которое я сегодня получил из Питера от человека, который верит в возможность “эволюции” — “Все ждут термидора”. Мой корреспондент подтверждает полный уход Ленина. Экономический крах не поддается описанию…»

Но все чаще и чаще на него накатывали приступы злости и отчаяния. Рейли ненавидел большевиков и буквально горел от желания бороться с ними. Но как? Для этой борьбы нужны соратники и деньги. Из соратников — один Савинков, но у него с деньгами еще хуже, чем у самого Рейли. А время-то идет… «Что мы будем делать, если у меня ничего не выйдет? Неужели мы можем погибнуть? Неужели сволочам и в этом удача?» — в отчаянии задавался вопросами Рейли. «Ничто мимо нас не проходит, чаша нам дана глубокая, и сил нам дано, чтобы испить ее. Неужели нам никогда не видеть сладостного успеха и побед? Я не могу этому верить, мы должны победить. Только бы настоящее ужасное время пережить», — философствовал он в другой раз.

Помимо своих коммерческих и судебных дел Рейли старался заниматься и проблемами Бориса Савинкова. Прежде всего сбором денег для его Народного союза защиты Родины и Свободы и для ее органа газеты «За свободу». К 1923 году Савинков уже тяжелым грузом висел на Рейли, хотя, если судить по их переписке, он воспринимал свою помощь ему чуть ли не как священный долг. И очень переживал, когда не мог послать Савинкову денег.

Некоторые биографы Рейли считают, что он всего лишь очень талантливо играл роль «бедного отставного шпиона» и преувеличивал свои финансовые проблемы. Точнее, просто врал Савинкову. Возможно, не без этого. Но, скорее, не врал, а привирал. Некоторые театральные нотки в его жалобах и причитаниях на самом деле присутствуют. «Больше всего страшно за Вас и Ваших, но не имею ни малейшей возможности помочь Вам сейчас, — например, писал он. — Это меня больше всего приводит в отчаяние. Чувствую всю бесполезность моих слов и даже стыжусь их».