Сияющий Алтай. Горы, люди, приключения

Я и рыжий Буцефал скачем истеричным галопом к леску, мне что-то громко кричат в спину, но мне сейчас не до того. Кедрач в леске молодой, низкий, деревья стоят тесно друг к дружке, их ветки растут ровно на такой высоте, чтобы под ними проскочил мой потерявший голову конь, и при этом на такой высоте, чтобы вышибить у меня, сидящего наверху, весь дух. Вот лесок уже совсем близко, он летит, мчится на меня, мне уже через мгновение точно не собрать костей. Стукнусь со всего маха об ветки, вылечу из седла и сильно расшибусь. А конь проскочит понизу, ему-то что! Делать нечего, надо срочно спасаться: и я валюсь вправо и вбок, высвободив до того ботинки из стремян, мягко соскальзываю с коня, и опять оказываюсь на спине, сильно ударившись о землю, и лежу, выпучив глаза, на траве. Буцефал, высоко подбрасывая задницу, скрывается в кедраче, после чего оттуда слышен только громкий треск ломающихся ветвей.

Марат и Тимур бросаются в новую погоню и вскоре приводят обратно потрепанных и перепсиховавших беглецов. Те стригут ушами и косят глазами – сильно, видать, напугались. Кони вообще до смерти боятся буквально всего на свете. Боятся любых шорохов, треска, ярких тканей, резких движений, белого камня или светлой тряпки у дороги, кривой ветки, отдельно растущего куста, оброненной бумажки, зонтиков, собак, машин, мотоциклов и мопедов, хлопков, щелчков, воды, снега, словом, любого мало-мальски значимого происшествия, звука или предмета. Эволюция обучила их быть пугливыми и осторожными. В этом и заключена основная сложность езды на лошадях. Едешь, едешь себе спокойно, клюешь носом, и вдруг – бац! – твой секунду назад меланхоличный коняга уже несется галопом, не разбирая дороги, а ты вцепился в седло, чтобы не вылететь с него и не разбиться. И вся эта суматоха всего-то из-за случайно пролетевшего перед его мордой безобидного чижика!

Приходится нам по новой закреплять седла и багаж на беглецах, проверять упряжь у всех остальных коней, прежде чем продолжить путь. Наконец, после всех хлопот и треволнений, мы выезжаем на широкую равнину, почти безлесую, холодную: высота здесь уже приличная, около двух километров.

– А куда вообще ведет эта старая дорога? – спрашиваю я Марата.

– Там пионерский лагерь был в советское время, – Марат показывает рукой вперед по нашему движению. – Вроде и сейчас туда детей возят летом.

Вот это да! – думаю про себя я. Пионерский лагерь, на такой-то высоте! Где снег валит в июле и где пальцы мерзнут даже на солнце! Бедные дети!

Немного не доезжая до лагеря, который уже хорошо виден впереди, мы сворачиваем налево с автомобильной дороги на обыкновенную конную тропу, объезжая высоким берегом небольшое темно-синее озерцо Чебокколь. Солнце понемногу снижается, становится холоднее, ноги и руки начинают заметно коченеть. Впереди, немного правее по ходу, видно красивое ущелье Ярлу, замкнутое высоким серым горным цирком. Мы полого поднимаемся на перевал, ведущий к озеру Узункель. Марат и Тимур показывают нам видную справа вросшую в землю пастушескую избушку, на самом краю леса, сейчас пустую.

– Мы тут скот пасли в детстве: перегоняли сюда коров и лошадей из Балыктуюля! И жили на этой стоянке все лето!

Пока наша группа неторопливо поднимается к перевалу, разговор вяло крутится вокруг все тех же лошадей.

Первые два дня похода успели разделить нас на две группы. Я, Сергей и Лена уверенно держимся прямо за проводниками, а Катя, Алина и Слава тащатся всю дорогу далеко позади нас, в результате чего мы то и дело останавливаемся и поджидаем, пока они нас догонят. Понятно, что это связано исключительно с опытом езды на конях, либо же с его отсутствием. Местные кони все до единого обучены так, что их надо постоянно подгонять, иначе они будут медленно тащиться по тропе как больные чумкой, едва переставляя копыта, вздыхая и строя болезненное выражение морд. Еще они будут убегать с тропы и нагло есть траву, не обращая внимания на всадников. Опытные конники это знают и весь день пути машинально помахивают перед глазами коня веревкой, или постукивают ею по крупу, или ломают с куста и хлопают скотину прутиком, на худой конец – постоянно стучат ему пятками в бока. Но ни Слава, ни Катя, ни тем более сердобольная Алина не признают всех этих жестоких методов истязания «бедных коников». Им кажется, что кони и без того буквально надрываются в нашем походе, едва держатся от издыхания и с трудом выживают из последних своих лошадиных сил. Все наши потуги переубедить их совершенно тщетны, в результате мы смиряемся и тащимся по горам со скоростью похоронной процессии.

– У меня так вообще больной конь! – вдруг заявляет Слава прямо посреди нашего затяжного подъема на перевал, как только мы миновали синее озеро. – Вон, только гляньте, как он дышит, бедняга!