Сияющий Алтай. Горы, люди, приключения

Петр и Кошон смеются, а нам не до смеха. Мы живо представляем себе эту картину. Восемь коней гребут поперек течения, их быстро сносит вниз, гремит река, приближается грозный каменистый порог. Головы коней торчат над водой, всадники сидят по пояс в воде, в левых руках у них поводы, в правых руках крепко сжаты веревки, которыми привязаны одна к другой напуганные лошади. И вот почти уже у самого ревущего порога первая лошадь нащупала дно и рванулась к берегу, за ней остальные, едва избежав верной гибели. Досталось же нашим проводникам и лошадям!

– Вещи мы упаковали в мусорные пакеты, перед тем как плыть, так что если они и намокли, то немного! Арчемаки-то полностью под водой были! – продолжает рассказ Кошон.

Петр курит и кивает головой. Мы смотрим на коней и Сумины, которые еще все мокрые, из них капает на землю вода.

– Повезло нам, в принципе, нормально переправились. Без потерь. А дальше выехали, а на этом берегу сразу же гора и тайга. А мы далеко же вниз уехали, и как нам оттуда возвращаться? Стали искать тропу, что раньше была там, а тропы нет вообще. Заросла давно вся. Даже следов ее не видать! Тайга стоит дикая, везде скалы, склон крутой, сплошные буреломы, не пройти и не проехать! Стали мы пробиваться к вам. Находили звериные тропы и по ним шли. А они все время на скалы выводили. Приходилось все время возвращаться, лезть вверх, объезжать, деревья рубить. Так вот и продирались сюда два часа, себя и коней замучили. Натерпелись мы с Петром, короче!

Время идет, и нам надо спешить. Напившись чаю и наскоро перекусив бутербродами, пускаемся в путь. Время обеденное, но нам не до обеда. Впереди долгий трудный переход в сторону перевала. Мы выезжаем обратно на тропу, идущую лесом правым берегом Чибита. Это та самая нижняя тропа к Юнгуру, которая указана на карте. Тропа на карте есть, но на земле ее давно уже нет. Тропа много лет как заброшена, никто ее давно не чистил. Вся дорога сплошь завалена огромными упавшими деревьями.

Вновь становится ясен первоначальный план Петра. Он не случайно повел нас на Юнгур верхней

дорогой, тем страшным косогором. Косогор был ужасен, но он позволил нам быстро проехать выше леса, в котором мы сейчас накрепко завязли. По проклятому нижнему лесу мы движемся вперед медленно и мучительно. Мы именно медленно продвигаемся вперед, а не едем. Перед нами густая, непроходимая, вся заваленная мертвыми деревьями старая тайга. Петр и Кошон идут впереди пешком, почти не садясь в седла. В их руках два острых топора, и они каждые несколько минут вынуждены пускать их в ход. Они в буквальном смысле слова прорубают нам топорами путь. Они рубят и крошат толстые ветви и целые деревья, чтобы лошади смогли проехать и протиснуться. Мы петляем по крутому склону, объезжая бесчисленные завалы. Когда проводники выбиваются из сил, мы тоже берем топоры и без остановки рубим. Лес вокруг дик и страшен, нам то и дело попадаются свежие волчьи и медвежьи следы. Лес густой и темный, нам не встретился на крутом мрачном склоне ни один просвет, ни одна солнечная полянка. Пот застилает глаза, мы все в грязи и липких хвойных иголках, на наших ладонях мокнут кровавые мозоли, кони позади нас спотыкаются и тяжело дышат.

Часа через два этой мучительной борьбы с лесными завалами мы начинаем забирать все выше лесом и постепенно оказываемся на прежней нашей верхней

тропе. Здесь мы получаем короткую передышку и даже проезжаем какое-то расстояние в седлах. День сухой и жаркий, тропа безопасна и скоро выбегает из леса на все тот же длинный косогор, сильно выше Чибита. Мы едем еще час косогором, набирая высоту, как набирает высоту и река внизу и справа от нас.

Впереди уже виднеется створ долины, ведущей непосредственно к перевалу, и тут Петр начинает круто спускаться к речке. Спуск косогором настолько крутой, что все спешиваются. Косогор уходит далеко вниз, метров на четыреста по вертикали. Мы сошли с тропы, ноги у нас едва держат склон, и мы то и дело падаем, снова повисая на веревках, привязанных к мордам коней. Лошади очень осторожно спускаются, низко приседая на задние ноги и упираясь в землю передними. Не будь их, мы давно улетели бы кубарем в пропасть.

Первым спускается Петр, за ним, спотыкаясь и падая, тащится Петер. Игорь, как и в лесу на спуске от маяка, давно отпустил своего коня и, хромая, едва поспевает за остальными, постанывая от боли в ноге.

Наш немец Петер очень устал в этом тяжелом походе и что-то орет теперь по-немецки в спину невозмутимому Петру, прыгающему впереди него все дальше вниз. На ногах у немца пижонские оранжевые сапоги из натуральной кожи, с гладкой подошвой, которая плохо держит крутой травянистый, хоть и сухой сегодня склон. По этой причине полный и круглый Петер то и дело падает и катается по склону как теннисный мячик. Он падает, катается, вскакивает, снова падает, снова катается и все громче проклинает Петра. Петер рычит и визжит по-немецки, но алтаец Петр лишь ускоряет ход и, как обычно, не оборачивается. По косогору раскатывается звонкая немецкая брань: