Сияние

Ирония судьбы заключалась в том, что каждый раз, поднимаясь на крышу, он напоминал себе об опасности напороться на осиное гнездо и на всякий случай брал с собой специальную дымовую шашку от насекомых. Но в то утро обманчивое спокойствие усыпило его бдительность. Мысленно он целиком погрузился в ту жизнь, которую медленно создавал на страницах своей пьесы, обдумывая очередной эпизод, чтобы основательно поработать над ним вечером. Пьеса продвигалась очень хорошо, и хотя Уэнди ничего не говорила прямо, он чувствовал, насколько она довольна. Прежде он зашел в тупик, добравшись до ключевой сцены с участием Денкера, директора школы с садистскими наклонностями, и Гари Бенсона – молодого главного персонажа его произведения. Но это случилось в те злосчастные шесть месяцев в Стовингтоне, когда его желание напиться переходило всякие разумные пределы и он не в состоянии был сосредоточиться даже на теме урока в классе, не говоря уже о самостоятельном литературном творчестве.

И вот за последние двенадцать вечеров, которые он провел наконец за конторской моделью «Ундервуда», одолженной из кабинета внизу, все препятствия магическим образом устранились под его бегавшими по кнопкам пальцами, растаяли, как сахарная вата во рту. Ему без особых усилий удалось вскрыть внутренние пружины характера Денкера, и он соответственно переписал заново большую часть второго действия, центром которого и была та сцена. И развитие сюжета третьего акта, который он как раз прокручивал в голове, когда оса прервала его размышления, вырисовывалось все более четко. Он уже прикидывал, что ему осталась всего пара недель, чтобы завершить черновой вариант, а к новому году на руках у него уже будет чистовик всей этой треклятой пьесы.

В Нью-Йорке у Джека был собственный литературный агент – мужеподобная рыжеволосая дама по имени Филлис Сэндлер, которая курила сигареты «Герберт Тайрейтон», лакала бурбон «Джим Бим» из бумажных стаканчиков и придерживалась твердого убеждения, что лучшим писателем в мире был Шон О’Кейси. Это она сумела продать три рассказа Джека, включая тот, что появился в журнале «Эсквайр». Он написал ей о пьесе под рабочим названием «Маленькая школа», пересказав основной конфликт между Денкером, когда-то подававшим надежды учителем, который потерпел жизненный крах и превратился в грубого, а порой откровенно жестокого директора одной из школ Новой Англии начала XX века, и Гари Бенсоном – студентом, во многом казавшимся Джеку более молодой версией себя самого. В ответном письме Филлис проявила заинтересованность, но настоятельно рекомендовала перечитать О’Кейси, прежде чем браться за перо. В начале этого года от нее пришло еще одно письмо, в котором она спрашивала, где, черт возьми, обещанная пьеса. Он сухо ответил, что «Маленькая школа» на неопределенное время (если не навсегда) застряла «в той интеллектуальной пустыне, которая зовется творческим кризисом». Но вот теперь все шло к тому, что пьесу Филлис все же получит. Другое дело, выйдет она хорошей или плохой, доберется ли когда-нибудь до театральных подмостков. Как раз это его не слишком беспокоило. Для него важнее всего было ощущение выхода из грандиозного тупика, колоссальным символом которого и стала сама по себе эта пьеса. Символом ужасных последних лет в стовингтонской школе, символом семейной жизни, которую он почти разбил, как пьяный подросток по недомыслию разбивает старый автомобиль, символом чудовищной травмы, нанесенной сыну, символом инцидента с Джорджем Хэтфилдом на школьной стоянке, который он не мог больше рассматривать как всего лишь еще одну случайную вспышку своего необузданного темперамента. Теперь он преисполнился уверенности, что его прежние проблемы с алкоголем были отчасти вызваны подсознательным желанием вырваться из Стовингтона, где чувство устроенности и комфорта парализовало присутствовавшее в нем творческое начало. Да, он бросил пить, но стремление к свободе оставалось по-прежнему сильным. Отсюда и происшествие с Джорджем Хэтфилдом. Теперь единственным, что напоминало ему о прошлом, была рукопись пьесы на столе в их с Уэнди спальне. И только избавившись от нее, отослав Филлис в ее нью-йоркскую нору, которая именовалась литературным агентством, он сможет двигаться дальше. Причем не обязательно возьмется за роман – он не был готов увязнуть в трясине еще одного трехлетнего проекта. Но он непременно напишет новую серию рассказов. И быть может, издаст сборник.

Крайне осторожно спускаясь на четвереньках по скату крыши, Джек миновал четкую границу между новыми ярко-зелеными кусками свежеуложенного гонта и тем участком, который он совсем недавно очистил от прогнившей дранки. Подобрался слева к тому месту, где наткнулся на осиное гнездо, и осмелился приблизиться к нему вплотную, готовый в любой момент отпрянуть и кинуться к лестнице, если дело примет дурной оборот.

Перегнувшись через край, он заглянул в отверстие.