Сияние

Внезапно он покраснел, но уже не от злости, а устыдившись собственной жестокости. Ведь перед ним стоял даже не взрослый мужчина, а семнадцатилетний молокосос, который столкнулся с первой в своей жизни крупной проблемой и, вполне возможно, попросту не знал, как еще обратиться к Джеку за помощью и советом.

Но Джордж уже окинул его последним разъяренным взглядом, кривя губы и глотая слова, которые никак не вырывались наружу.

– Вы… вы пе-перевели таймер в… в… вперед. Вы… вы… нена-ненавидите меня, по-о… потому что з-знаете… з-знаете…

И с нечленораздельным криком он выбежал из аудитории, хлопнув дверью так, что задребезжало вставленное в нее армированное проволокой стекло. Джек остался стоять, скорее чувствуя, чем слыша топот кроссовок Джорджа в пустом коридоре. И все же, несмотря на стремление унять гнев и стыд из-за попытки передразнить заикание Джорджа, его первым чувством стала своего рода экзальтация: а ведь, наверное, впервые в жизни Джордж Хэтфилд не мог получить желаемого. Впервые с ним случилась беда, которую не поправишь даже за все деньги его папаши. Никакими взятками невозможно заставить органы речи нормально работать. Нельзя было посулить языку еженедельную прибавку в пятьдесят долларов плюс премию к Рождеству, чтобы он перестал запинаться, как игла проигрывателя на заезженной пластинке. Но потом это чувство довольства сразу же поглотило ощущение вины, и оно сильно напоминало раскаяние, овладевшее им, когда он сломал руку Дэнни.

Боже милостивый, ведь я же не такая сволочь? Скажи, что нет, молю тебя.

Эта омерзительная радость из-за несчастья с Джорджем была более характерна для отрицательного героя пьесы Денкера, нежели для драматурга Джека Торранса.

Вы ненавидите меня, потому что знаете…

Знает что?

Что он мог знать о Джордже Хэтфилде, чтобы это вызвало в нем ненависть? Что перед ним открывалось большое будущее? Что он немного походил на Роберта Редфорда и все девичьи разговоры разом смолкали, когда он выполнял прыжок в два оборота с трамплина в бассейне? Что он играл в футбол и в бейсбол с естественной грацией, которая не приобретается никакими тренировками?

Нелепо. Полный абсурд. Он совершенно не завидовал Джорджу Хэтфилду. Да, если угодно, он гораздо сильнее переживал из-за его заикания, чем, возможно, сам Джордж, потому что из парня мог получиться действительно великолепный полемист. И если бы Джек действительно перевел стрелку таймера вперед – чего он, конечно же, не делал, – то только потому, что и ему, и остальным членам команды было мучительно неловко слышать, как борется со словами Джордж. Такую же неловкость и агонию испытываешь, когда на выпускном вечере выбранный учениками оратор забывает текст речи. И если бы он переставил таймер вперед, то только лишь… Только лишь для того, чтобы страдания Джорджа быстрее закончились.

Но он не притрагивался к таймеру. Совершенно точно – пальцем к нему не прикасался.

Ровно через неделю он убрал его из команды и на этот раз не терял контроля над собой. Все вопли и угрозы исходили исключительно от самого Джорджа. А еще неделю спустя он случайно вышел на стоянку, прервав ненадолго репетицию дебатов, чтобы забрать из багажника «фольксвагена» оставленные там справочные материалы, и увидел, как Джордж стоит, опершись на колено, с охотничьим ножом в руке, а длинные светлые патлы падают ему прямо на лицо. Он как раз вгрызался лезвием в правое переднее колесо «фольксвагена». Обе задние покрышки были уже спущены, и бедный старый «жук» припал к земле, как маленькая усталая собачка.

Для Джека мир моментально окрасился в багровый цвет, и он запомнил немногое из того, что последовало дальше. В памяти остался злобный рык, который вырвался из его горла, и слова:

– Ах вот, значит, как, Джордж! Если уж ты сам нарвался, то иди сюда, и я проучу тебя как следует! Иди и получи по заслугам!

Еще он запомнил, как Джордж поднял на него взгляд, растерянный и испуганный. Он промямлил:

– Мистер Торранс… – Словно собирался объяснить, что все это – большая ошибка, что колеса уже были спущены, а он лишь выковыривал грязь из протектора передней шины с помощью ножичка, который случайно оказался при нем, и…

Джек бросился на него, держа перед собой сжатые кулаки и, кажется, даже ухмыляясь. Впрочем, этого в памяти не сохранилось.

Последнее воспоминание – Джордж выставляет вперед нож и говорит:

– Не подходите ко мне!

Сознание вернулось к нему, только когда мисс Стронг, учительница французского языка, вцепилась в него сзади с плачем и криком:

– Остановись, Джек! Прекрати! Ты же можешь убить его!