Сикарио

Когда мы приехали, Рамиро сидел за столом, как всегда учил. Я толкнул дверь и сказал: «Тут один тип желает тебя видеть». Он поднял глаза, хотел что-то сказать, но не смог, попытался подняться на ноги, но не удержался, споткнулся и упал на спину. Едва себе шею не свернул. Так ударился затылком об угол кровати, что, наверное, минут десять не знал как поступить: то ли кричать, то ли смеяться, то ли рыдать, и мы стояли посреди той комнатенки, обнявшись, словно три гомика.

Абигаил в одно мгновение вытащил нас оттуда.

Всучил старухе пачку банкнот, посоветовал найти новых постояльцев и потащил по магазинам, по большим универмагам, чтобы купить новую одежду, а старые лохмотья мы выбросили в мусорный бак.

А потом он пригласил нас отужинать в «Ла Фрагата».

Три «гамина» в «Ла Фрагата»! Так мог бы выглядеть заголовок на афише к какому-нибудь фильму. Надо было видеть ту роскошную обстановку, те декорации в стиле старинного корабля, и тех официантов, что сервировали столы в белых перчатках, и все такие важные, словно служили мессу.

И надо было видеть нас, сидящих там.

Сразу было заметно, что Абигаил оказался в своей стихии. Хозяин того заведения обращался к нему не иначе, как «сеньор Анайя», знал его любимое вино и знал какие сигары ему нравилось курить, но мы с Рамиро сидели как на сковороде и было видно издалека, что мы первый раз в жизни посетили подобное место.

Там все ели рыбу.

Трудно было в это поверить, но в основе большинства блюд лежала рыба и ещё они не подавали ни лепешек, ни фрихолес с белым рисом.

Я не мог себе представить, что существует столько всякой рыбы и что её можно приготовить всеми этими способами: и с сальсой, и с вином в том числе.

Но кого могла волновать еда! Важно было другое, что вот мы трое, наконец, сидим за одним столом и наперебой говорим, говорим, как полоумные старухи, рассказываем друг другу о прожитых годах.

Мы поведали ему, не вдаваясь особенно в детали, чем занимались последнее время, а он также не особенно распространялся про то, как и что делала, но судя по всему дела у него шли превосходно. Он много путешествовал, умудрился выучить английский и постоянно упоминал о Нью-Йорке, Париже и Лондоне, будто это были какие-нибудь пригороды.

Под десерт он всё-таки разъяснил нам, что его отец, проживающий в то время в Риме, приобщил его к торговле предметами искусства. И так как мы с Рамиро искренне удивились, что занятие искусством позволяет иметь роскошные автомобили, есть в ресторанах и сорить деньгами налево и направо, он объяснил, что владеет одной галереей в Боготе, другой в Риме и еще одной в Майями, и что его клиенты – люди состоятельные, готовые заплатить большие суммы за картины, скульптуры, ковры и вазы.

То мне показалось достаточно подозрительным с самого первого раза. Не буду вас утомлять подробностями и не нужными разъяснениями, скажу лишь, что Абигаил и его отец, не будучи напрямую вовлеченными в наркоторговлю, тем не менее, на самом деле занимались тем, что «отмывали» деньги от продажи наркотиков через сложную систему купли-продажи и экспорта предметов искусства неким богатым любителям-коллекционерам из среды высокопоставленных наркоторговцев.

Всегда мне было интересно, какого черта могут понимать в картинах, статуях, коврах разных такие люди, как Очоа, Пабло Эскобар, Карлос Ледер или Родригес Гача, но со временем усвоил одну простую истину, что нет такого судьи на этом свете, который мог бы оспорить чьё-то решение заплатить за Гойя столько-то, за Рембрандта столько-то, а какой-нибудь горшок мог вообще оказаться бесценным произведением искусства, а это, в конечном итоге, предоставляет бескрайние возможности для «полоскания грязного белья».

Продолжая эту тему, хочу отметить, что в отличие от нас смертных, для большинства наркоторговцев проблема заключается не в том, как заработать, а в том, что зарабатывают они слишком много.

Во многом похоже на то, как в свое время посадили того знаменитого чикагского гангстера Капоне, за неуплату налогов, а про тех, кого он отправлял на тот свет, совсем не вспомнили, так и в случае с наркоторговцами, что они творят – это стараются не замечать, но очень часто все те пачки банкнот превращаются в их роскошные надгробные памятники.

Абигаил и его отец все правильно рассудили. Те темные делишки с горшками и картинами приносили им достаточно барышей, чтобы не путаться с другими проблемами.

Вы уже знаете, что Абигаил Анайя был очень ловким малым.

Это в некоторой степени объясняется тем, что вначале он был уличным «гамином» с папашей за решеткой и всем миром против него, но потом всё изменилось, и он стал человеком важным, с отцом, живущим в Риме, и крепким попутным ветром во всех парусах.