Такое заявление расставило все на свои места. Теперь я знал, что, пока мы ехали, у дон Хуана случился легкий припадок. Здесь ничего нельзя было сделать, чтобы избежать его, но я чувствовал себя беспомощным и взволнованным. Чувство, что едва не произошло нечто худшее, вызывало тошноту в моем желудке.
Я вернулся к столику и молчаливо сел. Вдруг все тот же официант возник перед нами с двумя тарелками свежих креветок и двумя большими мисками с черепаховым супом. Мне пришло в голову, что либо в ресторане обслуживают только креветками и черепаховым супом, либо дон Хуан, бывая здесь, заказывал только эти блюда.
Официант закричал дон Хуану так громко, что на миг заглушил гомон посетителей.
– Надеюсь, тебе понравится твоя еда! – кричал он. – если я буду нужен тебе, махни рукой. Я тут же подойду.
Дон Хуан утвердительно кивнул головой, и официант скрылся, ласково похлопав его по спине.
Дон Хуан ел с жадностью, улыбаясь чему-то про себя. Я был так обеспокоен, что мысль о еде вызывала во мне только тошноту. Но когда я достиг знакомого мне порога беспокойства, получилось так, что чем больше я волновался, тем более голодным себя чувствовал. Я попробовал еду и нашел ее невероятно вкусной.
После еды я почувствовал себя немного лучше, но ситуация не изменилась и мое беспокойство не уменьшалось.
Когда дон Хуан поел, он помахал рукой, подняв ее над головой. Тут же подскочил официант и протянул мне счет.
Я заплатил ему, и он помог дон Хуану подняться. Он вывел его под руку из ресторана и даже помог ему перейти через улицу и экспансивно попрощался с ним.
Мы с трудом дотащились до машины, дон Хуан тяжело опирался на мою руку, пыхтя и останавливаясь через каждые несколько шагов, чтобы перевести дыхание. Официант стоял в дверях, словно желая убедиться, что я не дам дон Хуану упасть.
Понадобилось две или три минуты, чтобы усадить дон хуана в машину.
– Скажи, чем я могу помочь тебе, дон Хуан? – умолял я.
– Разверни машину, – велел он запинающимся, едва слышным голосом, – мне надо в другой конец города, в магазин. Там меня знают. Там мои друзья.
Я сказал ему, что не имею понятия, о каком магазине он говорит. Дон Хуан начал что-то шептать бессвязно, у него началась истерика. Он яростно бил ногами о пол машины и, надувая губы, сплевывал прямо себе на рубашку. Потом у него наверняка был момент ясного сознания. Я был ужасно расстроен, наблюдая, с каким усилием он пытается привести в порядок свои мысли. В конце концов ему удалось объяснить мне, где находится нужный магазин.
Мой дискомфорт достиг наивысшего предела. Я боялся, что припадок дон Хуана окажется гораздо серьезнее, чем я думал. Мне захотелось вылечить его, отвезти к родным или к его друзьям, но я не знал их. Я не знал, что мне делать дальше. Я развернулся и поехал к магазину, который, как он сказал, был на другом конце города.
Я подумывал о том, чтобы вернуться в ресторан и спросить у официанта, не знает ли он родных дон Хуана. Я надеялся, что кто-нибудь в магазине узнает его. Чем больше я размышлял о своем неловком положении, тем больше начинал жалеть себя. Дон Хуану приходил конец. У меня появилось ужасное чувство потери, чувство судьбы. Мне будет нехватать его. Но чувство потери сходило на нет от досады, что при худшем исходе все заботы о нем свалятся на мои плечи.
Я колесил почти час, высматривая магазин, и не мог найти его. Дон Хуан признался, что, возможно, он ошибается, и что магазин может быть в другом городе. Вот тогда я полностью выдохся и понятия не имел о том, что делать дальше.
В моем нормальном состоянии сознания у меня всегда было странное чувство, что я знаю гораздо больше, чем говорит мне мой рассудок. Теперь же под влиянием его умственного кризиса я был уверен, не зная почему, что его друзья ждут дон Хуана где-то в Мексике, хотя не знал, где именно.
Мое изнеможение было более чем физическим. Это была смесь заботы и вины. Меня тревожило, что я связался с хилым стариком, который, как я теперь знал, по-видимому, был смертельно болен. И я чувствовал вину от того, что оказался неверным ему.
Я остановил машину около береговой черты. Потребовалось около десяти минут, чтобы вытащить дон Хуана из машины, мы пошли к океану, но стоило нам приблизиться к нему, как дон Хуан шарахнулся в сторону и отказался идти дальше. Он шептал, что воды залива Гуаямос пугают его.
Он повернулся и повел меня к большому квадрату – пыльной площади, на которой не было даже скамеек. Дон Хуан опустился на бордюру. Пылеуборочная машина прошла мимо нас, вращая стальными щетками, а так как вода не увлажняла их, я задохнулся, кашляя, в облаке пыли.
Ситуация настолько беспокоила меня, что в моем уме мелькнула мысль, а не бросить ли мне его прямо здесь. Я даже смутился, осознав такую мысль, и похлопал дон Хуана по спине.
– Ты должен сделать усилие и сказать, куда мне везти тебя, – сказал я мягко. – куда ты хочешь пойти со мной.
– Я хочу, чтобы ты пошел к черту, – ответил он ломаным, скрипучим голосом.