– Ты знаешь, к этому дню мне трудно визуализировать его, – сказал дон Хуан. – Я знаю, это звучит абсурдно, но в зависимости от его потребностей и обстоятельств, он был либо молодым, либо старым, красивым или безобразным, расслабленным и хилым или сильным и мужественным, толстым или стройным, среднего или очень низкого роста.
– Ты хочешь сказать, что он был актером, исполнявшим разные роли с помощью реквизита?
– Нет, реквизит здесь не вовлекался, да и просто актером его не назовешь. Он, конечно, был великий актер в своем роде, но это нечто другое. Суть в том, что он был способен трансформировать себя и становиться всеми этими диаметрально противоположными персонажами. Будучи актером, он мог изобразить все мельчайшие особенности поведения, которые делают реальным каждое отдельное существо. Можно сказать, что он был волен в любой перемене существа, как волен ты в любой перемене одежды.
Я нетерпеливо попросил дон Хуана рассказать мне побольше о трансформациях его бенефактора. Он сказал, что кое-кто научил его тому, как извлекать эти трансформации, но для того, чтобы объяснить это кому-либо другому, ему придется частично обратиться к другим историям.
– А как нагваль Хулиан выглядел, когда не трансформировал себя? – спросил я.
– Надо отметить, что до того как он стал нагвалем, он был очень стройным и мускулистым, – сказал дон Хуан. – У него были черные, густые и вьющиеся волосы, длинный, тонкий нос, сильные, белые и крупные зубы, овальное лицо, мужественный рот и темно-коричневые глаза. Рост-пять футов и восемь дюймов (172, 2 см). Он не был индейцем, не был смуглым мексиканцем, как не был и белым англичанином. В сущности, его цвет лица казалось был единственным в своем роде, особенно в его последние годы, когда он постоянно менялся от темного к очень светлому обратно к темному. Когда я первый раз встретил его, он был светло-коричневым стариком, затем прошло время, и он стал светлокожим молодым человеком, возможно только на несколько лет старше меня. Мне в то время было двадцать лет.
– Но если перемены его внешнего вида были удивительны, – продолжал дон Хуан, – перемены поведения и настроения, которые сопровождали каждую трансформацию, были еще более изумительны. Например, когда он был толстым и молодым, это был веселый и сладострастный человек. Когда он становился худым и старым, это был мелочный и мстительный старикашка. А когда становился жирным стариком, он представал перед нами величайшим глупцом.
– Он был когда-нибудь самим собой? – спросил я.
– Не в том смысле, как я, – ответил он. – поскольку меня не интересует трансформация, я всегда один и тот же. А он во всем отличался от меня.
Дон Хуан посмотрел на меня, как бы оценивая мою внутреннюю прочность. Он улыбнулся покачал головой и разразился веселым смехом.
– Что здесь смешного, дон Хуан? – спросил я.
– Тот факт, что ты по-прежнему излишне щепетилен и очень жестко оцениваешь природу трансформаций моего бенефактора и их тотальный размах, – сказал он. – а я уверен, что когда расскажу тебе о них, ты потеряешь к ним нездоровое влечение.
По какой-то причине мне вдруг стало ужасно неудобно, и я сменил тему.
– Почему нагвалей называют «бенефакторами», а не просто учителями? – спросил я нервно.
– Называть нагваля бенефактором – это жест его учеников. Нагваль вызывает у них подавляющее чувство благодарности. В конце концов, нагваль формирует их и ведет через невообразимые пространства.
Я заметил, что обучение, по моему мнению, было величайшим и наиболее альтруистическим действием того, кто выполнял его для других.
– Для тебя обучение является разговором об образах, – сказал он. – Для магов обучение – это то, что делает нагваль для своих учеников. Для них он открывает преобладающую во вселенной силу: намерение – силу, которая изменяет и перенаправляет вещи или оставляет их такими, как они есть. Нагваль формирует, а затем направляет следствия, которые эта сила оказывает на учеников. Без оформления намерения они не найдут в нагвале ни благоговения, ни чуда. А его ученики вместо погружения в магическое путешествие-открытие, попросту обучались бы ремеслу: целители, маги, богословы, шарлатаны или что бы там ни было.
– Ты можешь объяснить мне намерение? – спросил я.
– Единственный способ узнать намерение, – ответил он, – состоит в том, чтобы узнать его непосредственно через имеющиеся связи, которые существуют между намерением и всеми чувствующими существами. Маги называют намерение неописуемым, духом, абстрактным, нагвалем. Я предпочитаю называть его нагвалем, но это частично перекрывает название для лидера, бенефактора, которого также называют нагвалем, поэтому я остановился на терминах дух, намерение и абстрактное.