– Она сказала, что очень одинока и что доверяет мне, потому что я полицейский, и попросила поцеловать ее один лишь раз, даже позволив представить на ее месте кого-нибудь другого.
На этот раз молчание затянулось дольше обычного.
Наконец Ли спросила:
– Ну и что же ты?
Он ответил не сразу, и все это время они неотрывно смотрели друг другу в глаза.
– Да, – прозвучал наконец его голос – тихо, словно издалека.
Его лаконичный ответ не разрешил ее сомнений: целовал ли он ту женщину или все-таки представлял на ее месте другую? Он подумал, что не стоит раскрывать полной правды. Напряжение, витавшее в воздухе, исходило от обоих. Они судорожно пытались разобраться в своих чувствах, боялись признаться в них даже самим себе – слишком велика была пропасть лет между ними, слишком много проблем эти чувства рождали. Можно было бы и дальше сохранять видимость приятельских отношений, но оба они понимали, что нельзя долго сдерживать то, что сдержать невозможно.
И прежде всего она должна была узнать о нем все. Он отважился рассказать то, о чем так редко говорил в своей жизни.
– Ли, я думаю, пришло время, когда вам стоит узнать обо мне всю правду. Наберитесь терпения, если сможете, потому что кое-что вы уже слышали. История моя долгая, но, пока вы не выслушаете ее, вы не сможете до конца понять меня.
Кристофер заерзал на стуле, и деревянное сиденье жалобно скрипнуло под его тяжестью. Он опять взялся за маникюрные щипчики, зажал их в ладони и уставился на них так, словно в этот миг в голове его рождалось великое научное открытие.
– Я уже кое-что рассказывал вам о своем детстве. О том, как мать и отец оставляли на мое попечение маленькую сестренку. Их волновала лишь перспектива очередной пьянки. О том, чтобы накормить детей, никто не заботился. Если в доме было кое-что из еды – что ж, отлично. Если нет – черт с ней, с едой.
По соседству с нашей хибарой находилась овощная лавка. «Красный филин». Я вычислил день, когда там избавлялись от гнили, и старался находиться поблизости, когда рабочий Сэмми Самински выносил отбросы к мусорным бакам. Кое-что там было вполне съедобное. Сэмми разрешал мне брать это домой. Он был смекалистым парнем, этот Сэмми. Очень скоро ему стало ясно, что мы с Джинни живем на этой тухлятине. И он стал выносить кое-что и получше. Вскоре я научился готовить, так что у нас с Джинни на столе всегда была еда.
Мэйвис и Эд вваливались домой когда в десять часов, а когда и в полночь – мы никогда не знали, во сколько они заявятся. Как им удавалось выжить – для меня до сих пор загадка: я ни разу не видел, чтобы они ели. Только пьянки и драки – вот и все. Мать иногда вызывала полицейских, чтобы утихомирить отца, и тогда-то у меня и родилась мечта стать одним из них. Когда я видел, что в нашу квартиру заходит офицер в красивой синей форме, я надеялся, что он заберет нас с Джинни и устроит в каком-нибудь приличном приюте. Но мечта моя жила недолго, поскольку всякий раз, вместо того чтобы забрать нас, уводили отца. Он оставался в тюрьме день-два, и, пока его не было, Мэйвис относилась к нам чуть лучше, внимательнее. Но потом Эд возвращался, и они опять пускались в пьянство, словно и не было до этого никаких стычек и инцидентов с полицией.
В последний раз, когда она позвала полицейских, у отца начались галлюцинации. Он стоял у шкафа с аптечкой, смотрелся в зеркало, открыв рот, и кричал, что его зубы гложут черви. Я до сих пор помню, как Мэйвис кричала: «Эд, Эд, там ничего нет!», а он орал: «Неужели ты не видишь, Мэйвис, эти проклятые твари жрут мои зубы!»
Это одно из самых страшных моих воспоминаний. Мы с Джинни плакали. Черт возьми, мы даже не понимали, что происходит. И вот пришел полицейский, и мне так хотелось, чтобы он забрал нас, увел из дома. Но он этого не сделал.
Кристофер уставился на зажатые в кулаке щипчики, потом, словно очнувшись, сел поудобнее, облокотившись на спинку стула, и продолжал.
– Когда мне исполнилось четырнадцать, Сэмми Самински устроил меня на работу в «Красный филин». Он соврал хозяину насчет моего возраста. К тому времени как я закончил среднюю школу, я уже работал в производственном цехе, и мне удалось скопить денег на два года учебы в ремесленном училище. По возможности подкидывал деньжат и Джинни. Она тайком от меня откладывала их и, когда ей исполнилось пятнадцать лет, убежала из дома.
Кристофер откашлялся.
– Я уже, кажется, говорил вам, что мои родители до сих пор живут в Аноке. Все так же пьют. Все так же дерутся. Я не поддерживаю с ними никаких связей.
Он посмотрел на Ли – милую, дорогую Ли, – и его вдруг перестало тревожить то, что она увидит в его глазах любовь. Ему чертовски надоело скрывать это чувство.