Сила шести

— А потом вошел он, могадорец, который выглядел, как обычный человек с улицы. Он был маленького роста с волосатыми руками и густыми усами. Вообще почти все они носили усы, как будто насмотрелись фильмов начала 1980-х годов и решили, что так и надо выглядеть, чтобы не выделяться. На нем была белая рубашка, верхняя пуговица была расстегнута, и я почему-то уставилась на вылезающие из-под нее густые черные волосы. Я посмотрела ему в глаза, и он улыбнулся так, что я поняла: ему не терпится приступить к тому, что он задумал. Я заплакала. Я опускалась вниз по стене, пока не повисла на наручниках, и сквозь слезы видела, как он доставал из ящиков стоящего посередине комнаты стола бритвы, ножи, щипцы и сверло.

Когда могадорец закончил, достав более двадцати разных орудий, он подошел к Шестой и встал в нескольких сантиметрах от ее лица, чтобы она могла чувствовать его кислое дыхание.

— Ты видишь это? — спросил он. Она не ответила. — Я намерен использовать каждый из этих инструментов на тебе и на твоем Чепане, если вы не ответите правдиво на все мои вопросы. И тогда, уверяю вас, вы пожалеете, что не умерли.

Он взял одно орудие — узкую бритву с обтянутой кожей ручкой — и погладил ею Шестую по щеке.

— Я уже очень давно охочусь за вами, ребятишки, — сказал он. — Мы убили двоих из вас, и вот теперь попалась еще одна, не знаю уж, какой номер. Как ты можешь догадаться, я надеюсь, что ты — Третья.

Шестая не ответила, вдавливаясь в стену, словно пытаясь исчезнуть в ней. Могадорец усмехнулся, бритва все еще плашмя касалась щеки Шестой. Он развернул лезвие и, вглядываясь в ее глаза, дернул бритву вниз, сделав длинный тонкий разрез на ее щеке. Вернее, попробовал сделать, потому что разрезанным оказалось его собственное лицо. По его щеке тут же полилась кровь, он закричал от боли и злости, пнул ногой стол, рассыпав все инструменты, и выскочил из комнаты.

Шестую и Катарину растащили по их камерам и два дня держали в темноте. Потом снова привели в эту комнату, снова приковали и сунули кляпы. За столом сидел тот же самый могадорец. Щека у него была перевязана, и выглядел он гораздо менее самоуверенным, чем в прошлый раз.

Он метнулся от стола, вырвал Шестой кляп, схватил ту же самую бритву, которой пытался ее резать, и поднес к ее лицу. При этом он поигрывал бритвой, и ее лезвие искрилось.

— Я не знаю, какой ты номер… — На долю секунды ей показалось, что он снова попробует ее резать, но он повернулся и пошел на другой конец комнаты к Катарине. Он встал рядом с ней и, глядя на Шестую, приложил лезвие к руке Катарины. — Но сейчас ты мне это скажешь.

— Нет! — закричала Шестая. Могадорец очень медленно сделал порез на руке Катарины, просто чтобы убедиться, что ему это не опасно. Его ухмылка стала шире, и он сделал еще один разрез, теперь более глубокий. Катарина застонала от боли, по ее руке потекла кровь.

— Я могу этим заниматься целый день. Ты меня понимаешь? Ты скажешь мне все, что мне нужно, и начнешь со своего номера.

Шестая закрыла глаза. Когда она их снова открыла, он стоял у стола и крутил в руках кинжал, который при этом менял цвет. Он поднял кинжал, чтобы Шестая увидела ожившее светящееся лезвие. Она чувствовала его жажду крови.

— Так… Твой номер? Четыре? Семь? Или тебе настолько повезло, что ты Девятая?

Катарина покачала головой, пытаясь успокоить Шестую, и Шестая знала, что никакие пытки никогда не заставят ее Чепана говорить. Но она также знала, что предпочтет умереть, чем видеть, как Катарину будут мучить и уродовать.

Могадорец подошел к Катарине и приставил кинжал прямо к ее сердцу. Кинжал дернулся в руке, словно сердце притягивало его как магнит. Могадорец посмотрел Шестой в глаза.

— У меня в распоряжении все галактическое время, — бесстрастно сказал он. — Пока ты здесь, мы разыскиваем других. Не думай, что мы прекратили поиски, потому что схватили тебя. Нам известно больше, чем ты думаешь. Но мы хотим знать все. Если ты не хочешь смотреть, как ее разрежут на кусочки, то лучше начинай говорить, и побыстрее. И каждое твое слово должно быть правдой. Я пойму, когда ты будешь лгать.

Шестая рассказала ему все, что помнила об отъезде с Лориен, о путешествии сюда, о Ларцах, о том, где они скрывались. Она говорила так быстро, что почти все получилось очень сбивчиво. Да, сказала ему Шестая, она Восьмая, и в ее голосе была некая безысходность, которая заставила его этому поверить.

— Ты просто слабачка. Твои родичи на Лориен, хоть мы с ними и легко справились, по крайней мере были бойцами. У них были храбрость и достоинство. Но у тебя… — сказал он и покачал головой, словно разочарованный. — У тебя нет ничего, Восьмая.

И он ткнул кинжалом вперед, пронзив сердце Катарины. Шестая смогла только закричать. Их глаза на секунду встретились перед тем, как Катарина умерла. Ее рот по-прежнему был заткнут кляпом, она медленно сползала по стене, пока цепь не натянулась и она не повисла бессильно на наручниках. Ее глаза погасли.