Мы уходим из туалета, когда другие только подходят, одеваемся быстро в спальне и уходим, когда другие только возвращаются из туалета. Держимся впереди, как я и люблю. Мы забираем в столовой обед и выходим в холодное утро. По дороге в школу я ем яблоко. Элла тоже. Сегодня я выхожу с запасом минут в десять, и это позволит мне заглянуть в Интернет и узнать, нет ли чего нового о Джоне Смите. При мысли о нем я улыбаюсь.
— Почему ты улыбаешься? Тебе нравится в школе? — спрашивает Элла. Я смотрю на нее. В ее маленькой руке наполовину съеденное яблоко кажется таким большим.
— Думаю, потому, что сегодня хорошее утро, — говорю я. — И я в хорошей компании.
Пока мы идем, уличные торговцы расставляют свои палатки. Снег не растаял и громоздится сугробами по обеим сторонам Кале Принсипаль, но сама улица расчищена. Справа впереди открывается дверь дома Гектора Рикардо, и в инвалидной коляске появляется его мать. Коляску толкает Гектор. Его мать давно страдает от болезни Паркинсона. Последние пять лет она прикована к инвалидной коляске, а последние три года не может говорить. Он ставит коляску в полосу солнечного света и блокирует колеса. Ей на солнце приятнее, а сам Гектор садится в тени, уронив голову на грудь.
— Доброе утро, Гектор, — зову я. Он поднимает голову и приоткрывает один глаз. Потом машет трясущейся рукой.
— Марина, морская, — хрипло говорит он. — Завтра ограничено только нашими сегодняшними сомнениями.
Я останавливаюсь и улыбаюсь. Элла тоже остановилась.
— Это один из лучших твоих афоризмов.
— Не сомневайся в Гекторе, у него еще осталось в запасе несколько самородков, — говорит он.
— У тебя все в порядке?
— Сила, доверие, смирение, любовь. Четыре догмата счастливой жизни, по Гектору Рикардо, — говорит он. Он совсем не ответил на мой вопрос, но мне все равно приятно. Он переводит взгляд на Эллу. — А это что за ангелочек?
Элла хватает меня за руку и прячется за мной.
— Ее зовут Элла, — говорю я, сверху глядя на нее. — А это Гектор. Он мой друг.
— Гектор хороший, — говорит он, но Элла все равно стоит за мной.
Он машет нам всю дорогу до школы.
— Ты знаешь, что у тебя будет? — спрашиваю я ее.
— У меня урок сеньоры Лопес, — отвечает она с улыбкой.
— О, тебе повезло. Я у нее занималась. Она тоже из числа хороших людей этого городка, как и Гектор, — говорю я.
* * *
Я потерпела фиаско: все три школьных компьютера заняты. Трио городских девушек отчаянно пытается закончить задачи по точным наукам, их пальцы так и порхают по клавиатурам. Весь мой день не задался. Я замкнута, и в голове у меня только одна мысль. Джон Смит скрывается где-то в Америке и пока уходит от преследования закона; а я замурована здесь, в Санта-Терезе, старом закосневшем городишке, где ничего не происходит. Я всегда думала, что уйду из приюта, когда мне исполнится восемнадцать. Но теперь, когда есть Джон Смит и когда за ним гонятся, я должна уехать как можно скорее и присоединиться к нему. Вопрос только в том, как его найти.
Мой последний урок — история Испании. Учитель бубнит о генерале Франсиско Франко и о гражданской войне в Испании в 1930-х годах. Я отключаюсь от лекции и вместо этого делаю в блокноте записи о Джоне, основываясь на данных, прочитанных в последней статье.
Джон Смит
Прожил четыре месяца в Парадайзе, штат Огайо.
Остановлен полицейским в Теннесси, когда ехал в пикапе на запад. Среди ночи, с двумя другими людьми примерно того же возраста.
Куда они ехали?
Предположительно, одним из этих людей был Сэм Гуд, тоже из Парадайза. Раньше его считали заложником, теперь — соучастником.
Кто третий? Девушка с черными волосами. У девушки из моего сна были черные волосы.
Где Генри?
Как они ускользнули от 2 вертолетов и 35 полицейских? Почему 2 вертолета разбились?
Как я могу вступить в контакт с ним ИЛИ с другими?
Выставить что-нибудь в Интернете?
Слишком опасно. Можно ли сделать это так, чтобы не заметили могадорцы? Если да, то смогут ли это увидеть другие из нас?
Джон в бегах. Заглядывает ли он хоть иногда в Интернет?
Знает ли Аделина что-нибудь такое, чего не знаю я?
Могу ли я навести ее на разговор, но так, чтобы она сразу не догадалась, что мне нужно?
Ручка зависает над страницей. У меня всего две идеи — Интернет и Аделина, — и ни одна из них не выглядит обнадеживающей. Но что еще я могу сделать? Все остальное выглядит совсем глупым — скажем, подняться на гору и развести сигнальный костер. Но я не могу избавиться от ощущения, что я что-то упускаю, какой-то ключевой элемент, причем такой очевидный, что кажется, будто он смотрит мне прямо в лицо.