Сила Слова в Древней Ирландии. Магия друидов

Конечно, говоря о словесной магии в ее оценке и понимании среднеирландских literati, мы должны будем быть очень осторожны. Ведь понятие «магия» для нас и для них – различалось. Особым отличием, о котором сейчас говорить не стоит, была особая христианская цензура, особый ракурс, который, как это ни странно, веру в магию не отрицал. Точнее – веру в чудо как нечто, что не может и не должно быть объяснено с рациональных позиций[62]. Но применительно к псевдоисторическим персонажам, в существование которых, возможно, сами компиляторы и не верили, аналогичное «чудо» превращалось именно в магию, то есть обретало отрицательные коннотации, что особенно ясно видно на примере сюжетов о состязании друидов (магов) и ранних христианских святых. Отвлекаясь от рассказа о битве с фоморами, приведу лишь один, довольно известный пример: состязание друидов короля Лойгайре со святым Патриком. Так, в латинском Житии святого, датируемом VII в. и приписываемом Мурьху мокку Мактене, есть интересный эпизод.

Вскоре сказал друид: «Сотворим же чудеса на этой широкой равнине». – «Какие же?» – спросил его Патрик. – «Напустим на землю снег», – сказал друид (в оригинале – magus). – «Не желаю я делать ничего против Господней воли» – ответил Патрик. – «На глазах у всех напущу я снег», – сказал друид. Произнес он волшебные заклинания (в оригинале: incantations magicas

) и напустил на всю равнину снег, доходящий до пояса. Видели это все и были удивлены. Сказал тогда святой: «Видим мы это, а теперь убери его». – «До сего же часа назавтра не могу я исполнить этого» – сказал друид. – «Можешь ты делать зло, но не можешь творить добро. Не так я», – ответил святой и благословил всю долину вокруг себя, тогда без дождя и тумана и ветра пропал снег[63].

Этот эпизод приводится в книге Дж. Кэри «Луч света» как пример того, что он называет положительной экологией христианских святых Ирландии, стремящихся не столько (не только) творить чудеса, сколько улучшать климат и фауну острова (изгнание змей и иных чудовищ) [Carey 1999: 40–41]. Конечно, он прав, однако в данном случае нас интересует в первую очередь не цель совершенного чуда, а его, так сказать, методика и техника. И ответ тут довольно прозрачен: в приведенном примере, как и во многих других, носители языческой магии изображаются как владеющие особым искусством слова, которое, как в приведенном фрагменте, может повлиять на погоду (вспомним бурю и ливень, которые насылали на племя Фир Болг Морриган и Бадб). Патрик же, как видно из текста, не прибегает ни к каким заклинаниям[64], но лишь обращается к помощи Бога и Его благословению. И тут невольно встает несколько странный и даже наивный вопрос: но точно ли магией были действия друидов изначально? Для составителя латинского текста VII в., который прямо употребляет именно это слово, ответ, как кажется, однозначен: конечно, это была магия. Но тогда можно сформулировать вопрос иначе: что именно понималось под этим словом: то, что понимаем мы сейчас или оно могло иметь какое-то иное значение? В латинском слово представляет собой греческое заимствование, восходящее к и.-е. *magh

– ‘мочь, быть сильным, быть способным’ (IEW 695), которое в германских языках дает целый пучок значений с общей семантикой «могущества, силы» (ср. также русск. могучий, могу, помогать). Таким образом, этимологически лексема не несет в себе ничего иррационального на уровне исходной семантики, и маг – это тот, кто может и умеет делать нечто. Естественно, уже в латыни это «могущество» воспринималось как наделенность некой иррациональной, т. е. не объяснимой на профанном уровне силой, однако это не дает нам оснований полностью отождествлять магию в ее средневековой латинской интерпретации и первобытную магию как обращение к силам богов или обожествленных предков.