Сильмариллион

Но могучие орлы в ту пору удвоили бдительность и издалека заприметили одинокую фигуру Хурина далеко внизу, в гаснущем свете дня; и тотчас же сам Торондор поспешил известить Тургона, ибо счел происшедшее событием великой важности. Но отвечал Тургон: «Моргот не смыкает глаз. Ты ошибся».

«Нет же, — молвил Торондор. — Если бы Орлы Манвэ столь легко обманывались, тогда давным-давно, о король, твое тайное убежище оказалось бы захвачено».

«Тогда слова твои сулят зло, — отвечал Тургон, — ибо только одно могут означать они. Даже Хурин Талион покорился воле Моргота. Решение мое непреклонно».

Когда же улетел Торондор, Тургон долго размышлял про себя, и не находил покоя, вспоминая о подвигах Хурина из Дор-ломина; и смягчился король, и послал сказать орлам, чтобы отыскали они Хурина и доставили его в Гондолин, если смогут. Но было слишком поздно: не удалось орлам отыскать его ни во мраке ночи, ни при свете дня.

А отчаявшийся Хурин стоял у подножия безмолвной гряды Эхориата, и лучи заходящего солнца, пронзая облака, окрашивали его седые волосы алым. Но воззвал он в пустоту, не заботясь о том, кто может услышать его, и проклял чуждые жалости земли, и, взобравшись на высокий утес, обратил взор свой в сторону Гондолина и воскликнул громовым голосом: «Тургон, Тургон, вспомни Топи Сереха! О Тургон, неужели не услышишь ты меня в своих потаенных чертогах?» Но ни звука не донеслось в ответ, только ветер шелестел в сухих травах. «Так же шелестели они в Серехе на закате», — молвил Хурин. В этот миг солнце скрылось за грядой Тенистых гор, и тьма сомкнулась вокруг него; ветер стих, и в глуши воцарилось безмолвие.

Однако многие уши слышали слова Хурина, и вскоре известия достигли Черного Трона на Севере; и улыбнулся Моргот, ибо теперь знал точно, в каком краю живет Тургон; хотя, благодаря бдительности Орлов, соглядатаям Врага не удавалось до поры пробраться в землю за пределами Окружных гор. То было первое зло, что навлекло освобождение Хурина.

Когда же сгустилась тьма, Хурин, спотыкаясь, спустился с утеса и погрузился в глубокий сон, навеянный горем. Во сне услышал он скорбный голос Морвен: часто повторяла она его имя, и показалось Хурину, будто голос доносится из Бретиля. Потому, пробудившись с наступлением дня, Хурин поднялся и возвратился к Бритиаху, и, пройдя вдоль окраин Бретиля, под покровом ночи приблизился к Переправе Тейглина. Ночные дозорные заметили его, но, охваченные ужасом, решили, что перед ними — призрак, восставший из древнего могильника, который бродит во мгле вокруг своего последнего пристанища; потому никто не задержал Хурина, и пришел он наконец к тому месту, где сожжен был Глаурунг, и увидел высокий камень, установленный у края Кабед Наэрамарт.

Но Хурин не взглянул на камень, ибо знал надпись наизусть; он уже заметил, что находится на скале не один. В тени камня на коленях застыла женщина. Хурин стоял, не говоря ни слова; она же откинула истрепанный капюшон и подняла голову. Седа была она и стара, но вот глаза их встретились, и Хурин узнал ее: ибо хотя блуждающий взгляд женщины был исполнен страха, в нем по-прежнему сиял отблеск того самого света, что некогда снискал ей, самой прекрасной и гордой из смертных дев древности, имя Эледвен.

— Ты пришел наконец, — молвила она. — Слишком долго пришлось мне ждать.

— Путь мой лежал во мгле. Я пришел, когда смог, — отозвался Хурин.

— Слишком поздно, — отвечала Морвен. — Они погибли.

— Знаю, — откликнулся он. — Но ты со мной.

— Ненадолго, — отозвалась Морвен. — Силы мои на исходе. Я уйду вместе с солнцем. Времени мало: если ты знаешь, расскажи мне! Как удалось ей отыскать его?

Но не ответил Хурин, и они сели у камня, и не вымолвили более ни слова; когда же закатилось солнце, Морвен вздохнула и сжала руку мужа, и застыла недвижно, и Хурин понял: она мертва. Он взглянул на нее, и показалось ему в сгущающихся сумерках, будто изгладились морщины горя и жестоких лишений. «Она не покорилась», — молвил Хурин, и закрыл ей глаза, и долго сидел, не двигаясь, рядом с нею, а вокруг становилось все темнее. Ревел поток на дне Кабед Наэрамарт, но Хурин ничего не слышал, не видел и не ощущал: сердце в его груди обратилось в камень. Налетел ледяной ветер, и швырнул в лицо ему колючие брызги дождя, и очнулся Хурин, и гнев заклубился в душе его, словно дым, подчиняя себе разум. Одно лишь желание осталось у него — отомстить за свои обиды и обиды родни своей; и в горе своем обвинял он всех, кто когда-либо имел с ними дело. И вот поднялся он, и предал земле тело Морвен у края Кабед Наэрамарт на западной стороне от камня; и на камне высек следующие слова: «Здесь же покоится и Морвен Эледвен».