Сильмариллион

Говорится, однако, что Маэглин больше любил свою мать и, если Эола не случалось рядом, подолгу сиживал подле нее, слушая рассказы Арэдели о родне ее и о деяниях нолдор в Эльдамаре, и о мощи и доблести эльфийских владык из Дома Финголфина. Эти речи западали ему в сердце, особенно же — все, что слышал он о Тургоне, и то, что нет у Тургона наследника, ибо Эленвэ, жена его, погибла при переходе через Хелькараксэ, оставив ему единственного ребенка, дочь Идриль Келебриндал. Долгие эти беседы пробудили в Арэдели желание вновь увидеть родню свою, и дивилась она, что когда-то прискучил ей свет Гондолина и сверкающие под солнцем фонтаны, и колеблемые ветром зеленые травы Тумладена под весенним небом; тем более, что часто оставалась она одна во мраке, когда муж ее и сын были в отъезде. Эти рассказы вызвали также и первые ссоры между Маэглином и Эолом. Ибо ни за что не соглашалась Арэдель открыть Маэглину, где живет Тургон и как можно попасть туда; и Маэглин выжидал подходящего случая, надеясь выманить у матери эту тайну, или, может быть, рассчитывая прочесть ее мысли, как только утратит она осторожность. Но прежде, чем осуществится этот замысел, мечтал Маэглин поглядеть на нолдор и поговорить с сыновьями Феанора, своими родичами, живущими неподалеку. Но когда поведал он о желании своем Эолу, отец Маэглина пришел в ярость. «Ты — из рода Эола, Маэглин, сын мой, — воскликнул он, — а не из голодрим. Вся эта земля принадлежит телери, и я не стану иметь дела с убийцами родни нашей, с узурпаторами и захватчиками домов наших; не стану сам и не позволю сыну. В этом изволь покориться моей воле, или же я закую тебя в цепи». Ничего не ответил Маэглин; но промолчал с холодным видом и больше не выезжал из дому с Эолом; и отец перестал ему доверять.

И случилось так, что в середине лета гномы, по обычаю своему, позвали Эола на пир в Ногрод, и он ускакал прочь. На время Маэглин и мать его получили свободу бродить, где вздумается, и часто выезжали на опушку леса полюбоваться на солнечный свет. Все сильнее разгоралось в сердце Маэглина желание навсегда покинуть Нан Эльмот, и сказал он Арэдели: «Госпожа моя, уедем, пока есть время! На что уповать нам в этом лесу — тебе и мне? Здесь держат нас в плену, и не вижу я пользы для себя: ибо все уже постиг я из того, чему мог научить меня отец и что согласны открыть наугрим. Так не отправиться ли нам в Гондолин? Ты станешь проводником моим, а я — твоей защитой!»

Тогда обрадовалась Арэдель и с гордостью взглянула на сына; и, сказав слугам Эола, что поедут они повидать сыновей Феанора, Арэдель и Маэглин покинули дом и поскакали к северным окраинам Нан Эльмота. Там переправились они через неширокий поток Келон и оказались в земле Химлад, и направились дальше, к Бродам Ароса, а затем на запад, вдоль ограждений Дориата.

Но Эол возвратился с востока ранее, нежели предвидел Маэглин, и обнаружил, что жена его и сын два дня как уехали; и столь велик был его гнев, что Эол тут же устремился в погоню, невзирая на дневной свет. Но, оказавшись в Химладе, он смирил свою ярость и далее двинулся с оглядкой, памятуя об опасности: ибо Келегорм и Куруфин были могучими владыками и терпеть не могли Эола; а Куруфин к тому же славился тяжелым нравом. Но дозорные Аглонского ущелья заметили Маэглина и Арэдель, как проезжали они к Бродам Ароса; и понял Куруфин, что происходит нечто странное. Потому отправился он от ущелья к югу и разбил лагерь у Бродов. И, прежде чем Эол успел углубиться в Химлад, всадники Куруфина схватили его и привели к своему господину.

И сказал Куруфин Эолу: «Что за нужда привела тебя, Темный эльф, в мои земли? Срочное дело, надо думать, — раз такой солнцененавистник да разъезжает при свете дня!»

Эол же, памятуя об угрожающей опасности, сдержал готовые прорваться горькие слова. «Узнал я, лорд Куруфин, — молвил он, — что мой сын и жена моя, Белая Госпожа Гондолина, отправились навестить тебя, пока я был в отъезде; думается, что пристало и мне присоединиться к ним».

Тогда Куруфин расхохотался ему в лицо и сказал: «Уж верно, явись ты вместе с ними, встретили бы они здесь менее теплый прием, нежели надеялись; но это не важно, ибо иная цель вела их. Еще двух дней нет, как проехали они через Ароссиах и умчались на запад. Сдается мне, ты пытаешься меня обмануть — или, разве что, сам обманут».

Отвечал Эол: «Тогда, правитель, может, отпустишь меня, чтобы узнал я истину об этом деле?»

«Отпустить — пожалуй, да только не от большой любви, — ответствовал Куруфин. — Чем скорее уберешься ты из моих владений, тем более угодишь мне».

Тогда Эол вскочил на коня, говоря: «Отрадно, правитель Куруфин, встретить в час нужды столь любезно расположенного родича! Припомню я это, когда вернусь». Куруфин же окинул Эола мрачным взглядом.