Сильмариллион

С каждым днём приближался Кархарот к Менегроту, и стали в нём готовиться к Великой охоте на самого страшного зверя из легенд. На эту Охоту вышли пёс Хаун из Валинора, Маблунг Тяжелорукий, Белег Лучник, Берен Эркамион и Тингол, король Дориата. Они поскакали в лес рано утром и переправились через реку Эсгальдуну. Лютиэнь в тот раз осталась за крепкими воротами Менегрота, тёмная тень накрыла её, и показалось ей, что солнце почернело.

Охотники свернули на северо-восток, вдоль реки, и, наконец, выследили волка Кархарота в мрачном ущелье на севере страны, где Эсгальдуна сливалась бурлящим водопадом с крутых утёсов. У подножья водопада жадно пил Кархарот, никак не мог утолить жажду и выл. Так они узнали, где он. Но он, заметив их, сразу не напал. Может быть, сладкая вода Эсгальдуны ненадолго умерила боль и вернулся к нему хитрый разум. Отполз он и залёг в глубокой яме. Они поставили вокруг того места стражу и стали ждать, а тени в лесу всё удлинялись.

Берен стоял рядом с Тинголом, и вдруг оба заметили, что лежавший тут же Хаун ушёл. Громкий лай раздался из чащи – это пёс, потеряв терпение и желая взглянуть на соперника, один пошёл выгонять его из логова. Кархарот проскочил мимо него и внезапно прыгнул из кустов прямо на Тингола. Берен успел заслонить короля и поднял копьё, но Кархарот отмахнулся от копья, повалил Берена и зубами впился ему в грудь. Тут Хаун прыгнул из зарослей прямо на спину Волку, и покатились они по земле в дикой схватке – ещё ни один пёс так не дрался ни с одним волком. От их рыка и воя сотрясались скалы и сбрасывали камни на водопад Эсгальдуны. Голоса рогов Оромэ и гнева валар слышались в лае Хауна, ненависть Моргота и злоба стальных капканов звучала в рычании Кархарота. Бились они насмерть, но Тингол не смотрел на их битву, ибо стоял на коленях над Береном, видя, как тяжко он ранен.

В тот час Хаун загрыз Кархарота, но и его судьба, давно предсказанная, завершилась тогда в лесах Дориата. Он получил смертельные раны, был в них яд, которым Моргот напитал своего выкормыша. Подполз Хаун к Берену и в третий и последний раз заговорил словами: прощался с человеком перед смертью. Берен ничего не сказал, лишь положил руку на голову псу, и так они расстались навеки.

Маблунг и Белег поспешили на помощь королю, но когда увидели, что произошло, отбросили копья и зарыдали. Вынул Маблунг нож и вспорол брюхо волка: почти все его внутренности были опалены, словно огнём, а рука с Камнем осталась нетронутой. Но когда Маблунг хотел взять её, рука исчезла, а Сильмарил засиял так ярко, что осветил все чащи и ямы в лесу. Быстро в страхе схватил Маблунг Камень и вложил в живую руку Берена. Словно ожил Берен, коснувшись Камня, поднял его высоко и просил Тингола принять его.

– Вот мой долг исполнен, и судьба моя свершилась, – сказал он и больше ничего не говорил.

Положили они Берена Камлоста, сына Барахира на носилки из ветвей, рядом положили пса Хауна, и уже поздней ночью вернулись в Менегрот. Навстречу им медленно вышла Лютиэнь и встретила носилки у подножья большого бука Хирилорна. Подошли к носилкам факельщики, а Лютиэнь обняла Берена и стала целовать его, моля подождать её за Западным морем, а он последний раз посмотрел ей в глаза, и дух его отлетел. Звёзды погасли, и тень накрыла Лютиэнь Тинувьель. Так закончился Поход за Сильмарилом, но «Баллада о Лейтиане», Освобождении от Уз, на этом не кончается.

Внял мольбе Лютиэнь дух Берена и задержался в Залах Мандоса, ибо не хотел он покидать мир, не простясь с Лютиэнь ещё раз на туманном берегу Внешнего моря, откуда души умерших людей уходят безвозвратно. А дух Лютиэнь погрузился во тьму и полетел вслед ему, в то время как тело её осталось лежать на траве, словно только что сорванный свежий цветок.

Тингола же поразила зима, и постарел он, словно смертный.

А Лютиэнь пришла в Залы Мандоса на краю мира за западными жилищами эльдалиэ, в предназначенное ей место. Там покинувшие мир эльфы сидят и ждут в тенях собственных мыслей. Но красота её была больше, чем их красота, и горе – глубже всех их печалей. Преклонила она колени перед Мандосом и запела ему свою песнь.

Песнь Лютиэнь Мандосу была прекраснейшей и самой печальной из всех песен, звучавших над миром. До сих пор её поют в Валиноре так, как была она сложена, ибо дивно хороша она и вечно останется неизменной и погибнуть не может.

Слушая её, грустят валар. Две темы слов переплела Лютиэнь в своей песне, печали эльдар и печали смертных Детей Илюватара, обречённых жить на Арде, земле, под бесчисленными звёздами. Стояла она на коленях перед Мандосом, и слёзы её лились ему на ноги, словно дождь на камни, и тронут и покорён был Мандос, как не был ни до, ни после того.