Сильнее страха

— Ну, это-то нам должно быть известно раньше, чем ему, — снова смеется Волков. — Ведь именно мы делаем все для того, чтобы создать ему такие критические обстоятельства.

…Домой в этот день Евгений возвращается усталым, в плохом настроении. В отношении фабрики сдвигов не видно, а мошенники продолжают там орудовать; насчет паспорта Волков его не поддержал. Да и в личном плане дела не блестящи. Вера, видимо, совсем забыла его. Или, может быть, с нею служилось что-то? Могла ведь и заболеть. Однако все эти мрачные размышления тотчас же вылетают у него из головы, как только он входит в свою комнату и видит сидящего там Тихонова.

— Ну что? — тотчас же набрасывается на него Евгений. — Удалось что-нибудь? Да не тяни же ты, по глазам ведь вижу, что удалось!

— Удалось, удалось, — радостно смеется Анатолий. — Сегодня коршун наш, главный бухгалтер Чубуков, не вышел на работу — заболел чем-то. Я и стал почти полным хозяином в бухгалтерии. Счетовод наш Анастасия Макаровна, тихая, забитая, а может быть, и запуганная этими шакалами женщина, в счет не идет. Она в бухгалтерии все равно, что пустое место…

— Ну, и что же ты сфотографировал? — торопит Анатолия Евгений.

— Все, что под руку попадало, и, между прочим, самый последний документ — накладную на продукцию нашей фабрики, недавно отпущенную Пивницкому. В общем всю пленку израсходовал. Не стал бы ругать меня за это майор?

— Не бойся, заступлюсь, — шутит Алехин, почти выхватывая у Тихонова микрофотоаппарат.

Хотя Алехин ни разу еще не звонил Миронову на дом в неслужебное время, номер его телефона набирает он без всяких колебаний.

— Алехин вас беспокоит, Михаил Ильич, — взволнованно говорит он в телефонную трубку. — Толя у меня сейчас. Выполнил он ваше задание. Привез кое-что… Даже более чем кое-что?

От волнения Евгений говорит сбивчиво, к тому же по телефону он не может доложить всего. Волнуется же он, торжествуя, что Толя не подвел и сделал все, что ему поручалось. И ему кажется теперь, что Миронов, если и не выскажет немедленно своего удовлетворения, то хоть отзовется каким-то иным, более теплым голосом, а не тем скучноватым, будничным, каким говорит обычно.

Но Миронов отвечает ему почти равнодушно:

— Ну что же, если он действительно привез то, что нам нужно, отвезите это тотчас же в фотолабораторию.

«Видно, не верит, что Толя привез что-нибудь ценное», — с огорчением думает Евгений. Все же, положив трубку на телефонный аппарат, весело поворачивается к Тихонову:

— Велел благодарность тебе объявить майор Миронов. Поздравляю тебя, Толя, с образцовым выполнением боевого задания!

— Не торопись хвалить, — смущенно улыбается Тихонов. — Может быть, и не пригодится вам все это.

— Не сомневаюсь, что пригодится! — убежденно заявляет Евгений. — Для нас одна только накладная на товар, отпущенный Пивницкому, много стоит!

Анатолий уходит от Алехина в семь часов, и почти тотчас же раздается телефонный звонок. Евгений нехотя подходит к аппарату, недоумевая, кто бы это мог ему звонить? Неужели майор Миронов надумал все-таки передать благодарность Тихонову?

— Слушаю вас, — лениво говорит он в трубку. И вдруг слышит:

— Здравствуйте, Женя! Вы еще не забыли меня?

На этот раз он не лишается дара речи. Напротив, так и сыплет словами.

— Господи! — с деланным испугом восклицает Вера. — Что это с вами такое? То из вас и словечка не вытянешь, а сегодня не даете мне рта открыть. А я вовсе не в таком хорошем настроении, как вы. Более того, я никогда еще не была в более скверном настроении. И если вас не пугает это, мне хотелось бы увидеться с вами.

— Я хочу вас видеть в любом настроении! — радостно говорит Евгений и собирается добавить еще что-то, но Вера перебивает его:

— Пеняйте тогда на себя. Я предупредила вас и больше не несу за себя никакой ответственности. Жду вас в вестибюле метро «Охотный ряд».

Схватив пыльник и не сказав родителям ни слова, Евгений выбегает на улицу.

— Сумасшедший! — укоризненно говорит Анна Емельяновна.

— Влюбленный, — уточняет Иван Сергеевич. — Когда я был в тебя влюблен, вел себя так же, и никто не считал меня сумасшедшим.

— А теперь?

— Что теперь?

— Теперь ты уже в меня не влюблен?

— Я же не сумасшедший, чтобы быть влюбленным так долго.

…У Веры действительно мрачный вид. Она протягивает руку Евгению, не улыбаясь.

— Что произошло? — спрашивает он тревожно.

— Ничего особенного. Просто я потеряла веру в человечество. Идемте отсюда куда-нибудь, тут страшно душно. Нет, никакого кино и никаких парков! Я бы с удовольствием ушла сейчас в пустыню и чтобы ни единого живого существа вокруг…

— Тогда я просто не знаю куда… — беспомощно опускает руки Евгений, но она подталкивает его к эскалатору и выводит на улицу.

— Походим тут где-нибудь.

И они медленно идут по Пушкинской к Столешникову.

— Потерпите еще немного, и я все расскажу, — обещает Вера. — Хотя все это просто противно…

Они идут и идут, а Вера молчит. Вот уж и Столешников позади, а она еще не может никак решиться поведать что-то Евгению. Или, может быть, раздумала делать это?