Силовой вариант

Он вдруг представил, что будет, если про него все узнают. Конечно же… первым делом поберут партийную первичку – он сумел таки вступить в КПСС – и начнут пропесочивать. Он вспомнил последнюю первичку… командира одного из экипажей, Вотинцева, увлекшегося двадцатилетней стюардессой пытались вернуть в родную семью. Его супруга – приперлась надменная, внушительная как аэродромный тягач, гордо неся свои телеса, запакованные в пошитое по размеру платье – в стандартные она не влезала. От нее омерзительно воняло… смесь духов и пота, совершенно невыносимый запах и она никак не могла уместить свою обширную задницу на стуле – та постоянно сползала то на одну, то на другую сторону. Он помнил, как выступала обвинительница… повариха аэропорта… лицо как то чем садятся на крыльцо, чеканные слова обвинений… морально неустойчив… полностью разложился… товарищ… Помнил рожи бедняг, которых заставили заседать в товарищеском суде – одни откровенно сочувствовали, другие – делали на собой усилие, чтобы не заржать как лошади. Третьи завидовали. Но приговор все таки вынесли – советская, посконная, тяжеленная как камень на шее справедливость должна была восторжествовать, вернув блудного мужа в семью к детям и супруге, похожей на чудом выжившего мамонта…

И они хотят, чтобы он окунулся во все это дерьмо. Променял дыхание мальчишки, нежность его кожи, его беззащитную наивность и робость в ожидании, пока взрослый друг откроет ему все тайны любви… как ему когда-то открыл отсидевший сосед по коммуналке…

Нет уж, увольте. Лучше сдохнуть…

Он засмеялся… но смех поему то получился больше похожим на шипение… а во рту вдруг появился такой соленый вкус… как то раз его избили у пивнушки подвыпившие мужики, заподозрив что с ним что-то не так. Тогда у него тоже – был соленый вкус крови на губах и что-то омерзительно саднило в груди. Он почувствовал, как безжалостное афганское солнце печет ему спину и шея, хотел повернуться и посмотреть на солнце – но не смог. Вместо этого – он посмотрел вперед – и увидел, как разбитый, заваленный мусором асфальт стремительно несется ему навстречу…

Он больно ударился лицом об асфальт – и все звезды вспыхнули у него перед глазами…

* * *

Движение толпы пронесло полковника Телятникова мимо, никто не увидел пистолет и не понял, что произошло – афганская национальная одежда отличается широкими, ниспадающими на кисти рукавами, а спецпистолет стреляет совершенно бесшумно – ни звука выстрела, ни стука системы автоматики. Специальный поршенек запирает пороховые газы в стреляной гильзе и они не вырываются наружу с грохотом. Движение пронесло полковника мимо, он не сделал ни одного резкого, привлекающего внимания движения, не ускорил и не замедлил шага. А двое афганцев подхватили падающего шурави. Они не заподозрили ничего плохого – был жаркий, солнечный день, солнце пекло сильно, шурави был без головного убора и вполне мог с непривычки получить солнечный удар – тем более если недавно прибыл и не успел акклиматизироваться. Его втащили в близлежащий дукан, хозяин уже нес воду – когда один из афганцев почувствовал рукой влажную теплоту. Поднес руку к глазам – она была в чем-то красном…

Когда закричали – полковник Телятников был уже метрах в тридцати. Его никто не запомнил и даже не попытался остановить…

Пакистан, Племенная зона. Северный Вазиристан. 22 июня 1988 года

В племенной зоне – она никогда не контролировалась правительством – сейчас было людно. Строились новые дома и даже целые селения из подручных материалов, чаще всего – камень и ржавое железо. Много детей, женщины, закутанные в чадру – видны только глаза. Все с оружием – буквально все. Последние несколько миль до селения, в котором их должен был дожидаться переправщик – они проделали на ослах. Подполковник видел ребенка, на вид десятилетнего – но с автоматом Калашникова, глаза аж сверкали от гордости. Последний раз такой кошмар: детей-убийц, он видел в Ливане…

Селение, в которое они пришли и которое выбрали промежуточной точкой, стартовой площадкой для перехода на ту сторону – располагалось на склоне горы, не слишком крутом, но и не пологом, градусов под сорок пять-пятьдесят уклон. Домишки жались ко склону как колония стрижей к обрывистому берегу. Они выглядели нищими и отсталыми – но то тут, то там виднелись антенны – значит, здесь принимали телевидение. Кое-где стучали дизель-генераторы, дымились печи – еду здесь готовили в примитивных печах.

Еще удивили собаки. Они здесь были, что нехарактерно для мусульманских стран – обычно мусульмане не держат собак потому что укушенный не попадает в рай. Но здесь вера отступила перед целесообразностью: местные были пастухами, а пасти стада в горах невозможно без собак, кроме того – пакистанцы любят собачьи бои и даже вывели свои породы собак: булли кута и гуль донг. Но собаки, которые бежали за ними, огрызаясь и лая, были совсем не благородными бойцовыми и охотничьими собаками – какие-то шавки, которые опасны только в стае.