Силуэт

Бианки,

Пришвин,

кто там ждёт?

Зальюсь счастливой краской,

смотрю – а в ней рассказ идёт

о дочке капитанской.

И станем вечер коротать

над Пушкиным согласно:

грустить и сокрушаться – мать,

а я – страдать прекрасно.

И не забыть, и не избыть,

хоть на пороге зрелость,

желанье печку истопить,

чтоб мама отогрелась…

ОЧАГ

Ларисе

Вот и кончилась эта осень,

Стало проще, понятней жить.

У встречающих зиму сосен

Начинают снежинки кружить.

Холода подступают к дому,

По утрам оживает печь.

С детства памятному, родному

Вторит санных полозьев речь.

Это было уже когда-то…

Знать, игра наша стоит свеч.

Из откуда-то и куда-то

Будет время позёмкой течь.

Заходите, желанные други,

Стол накроем, чем бог послал,

Скоротаем свои досуги

Рядом с той, что мне жизнь спасла.

Эту женщину, это чудо,

Золотую удачу Творца,

Пусть воспримут, как прежде, чутко

Ваши искренние сердца.

Не страшна нам зима глухая,

Зря в окошко, пурга, не трезвонь.

Если чувство не затухает —

В очаге не погаснет огонь.

ДАВНИЙ ДЕНЬ

Всё прошло,

забылось очень многое,

не забылся только давний день,

облака над пыльною дорогою

и черёмух с проблесками тень.

Я малец.

Во рту черно – оскомина.

В небе коршун вычертил круги.

В волосах луч солнца, как соломина,

на ногах из грязи «сапоги».

Мы бежим с мальчишками на озеро,

там ныряем с ветхого моста;

с перекупа нас уж заморозило,

рвём боярку с колкого куста,

баламутим ил на узких старицах,

добываем сонных карасей —

это в моей памяти останется

от минувшей жизни детской всей.

Дождь слепой,

дымок над летней кухонькой,

где оладьи мама напекла.

Слово «МАМА» соберу из кубиков.

………………………………

Вот и жизнь куда-то утекла.

ЛИПОВЫЙ ЦВЕТ

Пела, пела иволга – и смолкла;

вновь июль затеял духоту,

зацветает липа у просёлка,

дух медовый слышен за версту.

Мы с женой рядком, как будто дети,

ветки гнём и дышим глубоко,

рвём пыльцой сорящие соцветья,

нам вдвоём отрадно и легко.

Рядом шмель давно уже хлопочет,

весь в пыльце, с утра он деловит,

мёдом тоже запасаться хочет,

улетит и снова прилетит.

Долго ли в работе перегреться!

Лето-лекарь дарит нам рецепт:

от простуды нету лучше средства,

чем июльской липы белый цвет.

Вот засушим пестики-тычинки —

будет нам добавка в чай зимой.

То-то славно чашки по две чинно

выпить и распариться, как в зной,

и припомнить липу у просёлка,

ложечкой в стакане шевеля,

иволгу,

степную перепёлку,

неба высь,

гудение шмеля.

* * *

Ларе

Узкий лучик света ляжет у дверей,

яблочко румяное упадёт в кипрей,

зёрнышко из колоса канет в борозду,

ночь повесит на небе главную звезду.

Будут в сны глубокие падать семена,

прорастать любимые с детства имена.

Утро травы вымочит в голубой росе,

вздрогнет незабудка в дочкиной косе.

НАПЕВ

Нине

Худобынечка, дудочка из тростника,

Ты протяжно вздыхаешь, тиха и тонка.

Дует ветер разлуки в твоё певчее устье,

Извлекая мелодию самостоятельной грусти.

И улыбка тебе, и серьёзность к лицу,

Ты награда уставшему крепко отцу.

Я в тебя перелью все теплинки дыханья —

Пусть родится напев состраданья.

ПЕРВЫЙ «ТРЕНЕР»

В июльский полдень, в свирепый зной,

Я пас корову – худой, босой.

Кружил в дозоре над степью сокол,

Хрустела в кочках, пыля, осока.

Нужна корове сочнее пища,

И Зойка – ходу на соевище!

То кочкарями, то луговиной,

Неслась рысцою неутомимой,

Косилась глазом большим, лиловым —

Рысак орловский, а не корова…

– Назад, зараза!.. Вертайся к стаду! —

Кричал я хрипло, молил устало,

И хворостиной махал напрасно,

Сменить пытаясь маршрут опасный.

Но коровёнка держала темп!

Я задыхался, пыхтел, потел

И падал, чуя нутром беду…

Вставала Зойка на всём бегу

И принималась мычать серьёзно,

Рождая эхо в полях колхозных.

Потом, дождавшись, пока я встану,

Сама покорно шагала к стаду.

Кто ж знал, что будет тот бег в подспорье?

Не зря я, видно, в десятиборье

На стадионах родного края

Был чемпионом, был уважаем.

Промчалась юность, спортивный пыл,

Но эти гонки я не забыл,

Как доставались мне нелегко

Терпенье, скорость и молоко.

ВСТРЕЧА С ТАМБОВКОЙ

Устав бежать бескрайними полями,

шоссе заходит в левый поворот.

Село степное новой встречи ждёт,

гостей встречая вместе с тополями.

Эй, великаны, как вы высоки!

Не вас ли мы сажали дружным классом,

от северных ветров спасая трассу?

Теперь уже вы стали старики.

Один из вас – вот этот, верно, мой.

Он колышек забыл, свою опору.

Я узнаю его по листьев разговору,

что воскресает каждою весной.

Поговорим о тех, кого здесь ждут,

их так немного на земле осталось

нести свои потери и усталость,

и вспомним тех, что больше не придут.

Здесь школы нет, дверей не отворить,

её снесли во имя новостройки;

дух памяти, неистребимо стойкий,

не позволяет нам её забыть.

Мы здесь учились верить и любить,

и как бы ни были порою строги

мудрейшие на свете педагоги,

мальчишества нам всё же не избыть.

У взрослости немало есть причин

стать правильным и скучным человечком,

но я опять хочу, увидев речку,

вниз головой с моста нырнуть в Гильчин.

Он подзарос давно густой травой,

забилось русло ряской, тиной, илом,

но остаётся все таким же милым

поток воды в безбрежности степной.

В нём есть, я верю, чистые ключи

с живительною влагой родниковой.

В жару я побегу купаться снова

в твоих объятьях, узенький Гильчин.