Сильвандир

Когда веревка была совсем готова, он стал думать, к чему бы ее привязать; оказалось, что на окне нет ни одной надежной скобы или крюка, которому можно было бы доверить свою жизнь. И тут шевалье вспомнил, что на его кровати есть четыре железных столбика для балдахина, хотя балдахина над ней нет. Он возвратился в камеру тем же путем, каким выбрался из нее, отвинтив с кровати один из столбиков, снова вернулся на склад, привязал веревку к середине этого толстого железного прута, а самый прут приладил поперек окна так, чтобы тот прочно держался; затем, поручив свою душу Господу Богу, прошептав имена отца и матери, мысленно простившись с Констанс, Роже, осторожно пятясь, вылез из окна и, цепляясь руками и коленями за веревку, начал свой медленный и опасный спуск в бездну, куда два дня назад с дрожью заглянул.

Как мы уже говорили, от окна до земли было свыше шестидесяти футов. Чтобы осуществить задуманный узником план побега, требовалось, кроме мужества, необычайная сила и ловкость. Роже был и силен и ловок; он старался не спешить и тщательно рассчитывал все свои движения; на каждом узле веревки он на мгновение приостанавливался, чтобы передохнуть; во врем спуска он отталкивался ногами от стены, чтобы избежать острых прутьев на оконных решетках. Роже спустился уже на три этажа и вдруг почувствовал, что его колени больше не нащупывают веревки, тщетно он пытался это сделать — веревка кончилась. Шевалье вытянул ногу в поисках какой-нибудь опоры, но ничего не нащупал; он огляделся вокруг, однако тьма была такая густая, что нельзя было ничего различить. Ему показалось, будто под ним бездонная пропасть. На миг ему пришло в голову снова взобраться наверх и прибавить новые полосы к веревочной лестнице, но он почувствовал, что силы его на исходе и ему не одолеть даже половины обратного пути. И тогда на лбу у него выступил холодный пот. Сколько еще оставалось до земли? Два фута? Или двадцать? Роже понял, что все теперь зависит от везения, что жизнь его в руках случая. Он сполз до самого конца веревки, пробормотал какую-то короткую молитву, доверился судьбе и выпустил веревку из рук.

Почти тотчас же до ушей часового донесся приглушенный крик; солдат поднял тревогу, отовсюду сбежались люди с факелами, и они увидели, что шевалье д’Ангилем, лишившись чувств, висит на железной решетке: ее остроконечные прутья вонзились ему в бедро.

XXII

О ТОМ, КАК КОРОЛЬ ВСПОМНИЛ НАКОНЕЦ О ШЕВАЛЬЕ Д’АНГИЛЕМЕ, И О ТОМ, ЧТО ИЗ ЭТОГО ВОСПОСЛЕДОВАЛО

Придя в себя, Роже увидел, что он находится в незнакомой комнате. Возле него хлопотал врач; кровать, на которой лежал шевалье, была чище и мягче, чем его тюремная койка, и он на мгновение подумал, что очутился на свободе; однако, к несчастью для него, это было не так. Просто комендант на время велел перенести узника в свои покои.

Рана шевалье была серьезна, но не опасна для жизни; он испытывал сильную слабость, ибо потерял очень много крови. Как только он очнулся, ему сразу же пришла в голову мысль воспользоваться тем, что он сейчас в комнатах коменданта, и попытаться вторично бежать. Пожаловавшись на то, будто ему не хватает воздуха, он попросил врача отворить окно; однако, как и все окна в Фор-л’Евек, оно также было снаружи забрано решеткой.

Когда хирург вышел из комнаты, посоветовав заключенному постараться уснуть, тот услышал, как дверь за ним заперли на два замка. Стало быть, он по-прежнему был в тюрьме, несколько более удобной, несколько более комфортабельной, но все равно в тюрьме!

На следующий день узнику нанес визит сам комендант; он осведомился, по каким причинам шевалье д’Ангилем решил предпринять столь опасную попытку побега: почтенный служака, по его словам, хотел убедиться, что не строгие порядки и не суровые правила, установленные в замке, толкнули узника на столь отчаянный шаг. Роже отвечал коменданту, что, по его мнению, в Фор-л’Евеке человек чувствует себя настолько хорошо, насколько это вообще возможно в темнице, а единственная причина принятого им крайнего решения — стремление вновь очутиться на свободе, которую он незаслуженно потерял. Комендант попросил его подтвердить это в письменной форме, пояснив, что такое свидетельство послужит оправданием для тех, кто несет охрану замка, в глазах властей предержащих; Роже тут же выполнил его просьбу.

Надо сказать, что шевалье связывал большие надежды со своим письменным заявлением. Бедняга в простоте душевной все еще полагал себя жертвой ошибки, которая раньше или позже должна непременно обнаружиться, и надеялся, что, подписывая по требованию коменданта бумагу, он тем самым напомнит о себе властям и привлечет их внимание к своей особе.

Таким образом это незначительное обстоятельство прибавило мужества шевалье. Как немного нужно для того, чтобы вернуть надежду человеку, казалось бы уже впавшему в полное отчаяние!