Сильвандир

«Сударь, Вы сочли возможным увезти меня из Парижа, предупредив об отъезде всего лишь за два часа. Я женщина и потому полагаю, что у меня есть некоторые преимущества перед Вами; я возвращаюсь в столицу и сообщаю Вам об этом спустя два часа после отъезда.

Сильвандир.

Продолжайте свое путешествие либо возвращайтесь. И, пожалуйста, не чувствуйте себя связанным. Вы ведь знаете, что в Париже у меня есть отец и дом».

— Она смеется надо мною, — пробормотал Роже, — но она мне за это заплатит. Ах, Кретте! Ты был совершенно прав: я уже больше не хозяин положения. Но пусть они немного обождут, а там мы еще поглядим.

XIX

О ТОМ, КАК НА ГОРИЗОНТЕ СУПРУЖЕСКОЙ ЖИЗНИ ШЕВАЛЬЕ Д’АНГИЛЕМА ПОДНЯЛАСЬ НАСТОЯЩАЯ БУРЯ

Как мы уже сказали, удар, нанесенный шевалье, был жесток, тем более жесток, что поразил он человека в самом начале его жизненного пути, когда тот еще полон иллюзий; ведь наш герой прежде уже достаточно страдал, а счастье, выпавшее на его долю, длилось очень недолго, и он еще не успел им пресытиться.

Шевалье терзался одновременно гневом, стыдом и ревностью.

Он приказал своему камердинеру Бретону заказать на почтовом дворе трех лошадей; как только их подвели к воротам гостиницы, Роже вскочил на одного из них, Бретон — на другую, почтальон уселся верхом на третью, и они помчались во весь опор.

Люди, чье сердце терзает боль, испытывают неодолимую потребность в движении; стремительный галоп лошади, уносящий всадника, быть может, навстречу еще худшей беде, к пониманию непоправимости того, что случилось, а иной раз к возможности отомстить, подобен некоему бальзаму для душевных ран. Человек видит, как из-под ног коня уходит дорога, как бегут назад деревья, и чувствует, что он мчится вперед, приближается к цели, вот-вот достигнет ее; лихорадочные видения вихрем проносятся у него перед глазами, планы, один другого сумасброднее, возникают и тут же рушатся в его мозгу. Чем быстрее мчится конь, тем больше торопит его всадник. Словно какой-то демон кричит ему в ухо: «Скорей! Скорей! Скорей!»

Обратный путь в столицу занял у Роже всего пять часов: он отдыхал только в те минуты, когда меняли лошадей, и все же догнать Сильвандир ему так и не удалось. Бретон вконец обессилел, но сам шевалье даже не ощущал усталости.

Въехав во двор своего особняка, д’Ангилем узнал, что его жена возвратилась домой часа полтора назад. Он вошел в гостиную весь в пыли, с хлыстом в руке, даже не сняв сапог. Сильвандир, уже в вечернем платье, сидела на диване, грациозно опираясь о подлокотник. Она беседовала с маркизом де Руаянкуром и несколькими его друзьями, которых тот в свое время ввел в дом д’Ангилемов.

Дерзость жены ошеломила Роже, он почувствовал, что у него подкашиваются ноги, и прислонился к дверному косяку; он был бледен как смерть.

«Совсем как в басне Лафонтена «Гончая и ее подружка», — пробормотал шевалье сквозь зубы. — Их четверо… Ну что ж, превосходно, я приглашу Кретте и двух наших друзей, а потом мы все вместе совершим прогулку за монастырь Дев Святого Причастия».

При появлении шевалье все встали и поспешили к нему навстречу, словом, вновь прибывшего встретили столь учтиво, что только мужлан не сдержался бы до более подходящего случая и дал бы волю своему гневу.

К тому же д’Ангилем был почти уверен, что такой случай непременно предоставится, и, должно быть, в скором времени.

Сильвандир только приветливо помахала мужу рукой, потом слегка пожала плечами и кокетливо надула губки.

— Как! Вы появляетесь в гостиной в таком виде, — сказала она. — Зачем вы притворяетесь дурным мужем? Думается, я вполне заслуживаю того, чтобы вы хоть слегка приодевались прежде чем входить ко мне. Может быть, вы все же немного приведете себя в порядок, друг мой?

Роже был потрясен самоуверенностью жены; ему очень хотелось, не откладывая, выгнать из дому непрошеных гостей ударами хлыста, который он все еще сжимал в руке, но страх перед скандалом удержал его.

— Разумеется, вы правы, сударыня, — ответил он, — но вы же знали, что я должен вот-вот вернуться, и я уповал, что не застану у вас столь многочисленное общество.

При этих словах шевалье пристально взглянул на г-на де Руаянкура, дабы тот почувствовал, что отчитали в первую очередь именно его.

Трое друзей маркиза, будучи людьми благовоспитанными, поняли, что им следует уйти. И тотчас же удалились. Сам маркиз пробыл еще несколько минут, затем в свою очередь встал, попрощался с Сильвандир и Роже и вышел: он, без сомнения, задержался в гостиной для того, чтобы выразить молчаливый протест против поведения шевалье.