Сильвин из Сильфона

Все было примерно так же, как тогда, когда он заглянул в глаза Германа, но теперь, благодаря очкам, несоизмеримо явственнее и подробнее. Самое важное — Сильвин на этот раз чувствовал себя не жалким вуайеристом, подглядывающим в замочную скважину, а полноценным интерактивным зрителем, потому что при желании мог окунуться в любой временной отрезок жизни Капитана, взять любой эпизод, рассмотреть его во всех деталях и с любой точки зрения, и не только услышать какой-либо разговор, но и вникнуть, кто и что на самом деле думал, пока говорил. Это было потрясающе.

Сильвин узнал о чем в данный момент, чокаясь с Германом, размышляет Капитан, поскольку это лежало на поверхности и сразу бросалось в глаза. А думал Капитан о том (отбрасывая мысли о мудреном сексе), как много он заработал на афере с автосервисом, поскольку так называемые налоговики были им же и подосланы, и сколько еще предстоит заработать, в особенности тогда, когда автосервис будет всецело принадлежать ему. Что же касается своего приятеля и партнера по бизнесу — Германа, то, несмотря на то, что они знают друг друга много лет, служили в одной части, вместе выпили цистерны горькой, этот тупой солдафон с манией величия, склонный миндальничать со всякими дегенератами, вроде этого одноглазого ублюдка, совсем ему не друг и не заслужил к себе другого отношения. Не говоря уже о том, что все равно рано или поздно Германа закатают в асфальт столичные — а они об этом, ох, как давно мечтают. Слава богу, что он, Капитан, успел вовремя подстраховаться: засвидетельствовал столичным свое глубочайшее почтение и сообщил о Германе и его бизнесе все, что их интересовало.

Сильвин сразу подумал о том, что Капитан не может быть таким и не может так думать. Ведь все это нелепо и никак не совпадает с образом щедрого на дружбу, бесстрашного морехода. Не может же человек, в самом деле, читать мысли других людей? Но тут представился случай: Сильвин только что узнал, что Капитан в ближайшем будущем, через минуту-две, когда по телевизору назовут имя победительницы музыкального шоу, неловко развернется к экрану и, зацепив локтем бутылку, опрокинет ее на салат, и часть шампанского пенисто прольется. Он ждал и наконец дождался: диктор объявил имя певицы, Капитан заинтересованно повернулся и задел бутылку. Предвидя событие, Сильвин успел ее подхватить и вернул в вертикальное положение. Все были удивлены до крайности.

Герман. Э, да очки явно пришлись тебе в саму пору!

Капитан. Завидная реакция для одноглазого шизоида!

Мармеладка же взлохматила ангельской ручкой волосы Сильвина, а ее подруга с ехидцей обозвала их любовничками.

Прошел час, пока Сильвин решился вновь поднять взгляд, хотя сделал это случайно, забывшись. На этот раз он скосился на Мармеладку. Сколько он посвятил ей вздохов, мыслей, воображаемых признаний, сколько мук любопытства пережило его сердце. Девушка была беззаботна, распутно смотрела изящным разрезом азиатских глаз, и в черных ее зрачках исполняли танец живота отражающиеся свечные огоньки. Она была точно такой, какой Сильвин себе ее представлял — молодой фантастической самочкой со вскормленными формами, с гладкой позолоченной кожей, однако то, что он увидел внутри нее, заставило его выронить вилку. Мармеладка была мыслями не здесь, а далеко-далеко, за тысячи километров, в пронизывающей степи. Сначала она девчонкой в тюбетейке с двумя черными косичками бежала от злой собаки в сторону хлопкового поля, потом ее катал верхом на запряженном ослике смуглый парень. Он же тискал ее в яблоневом саду, недалеко от кишлака, а затем она пела на незнакомом корявом языке грустную колыбельную у кроватки младенца — ветер ей заунывно подвывал, а в углу неопределенно качала головой столетняя бабка.

Сильвин униженно извинился, поднял вилку и снова вожделенно впился в глаза Мармеладки. Несмотря на неполные восемнадцать, она уже прожила большую нелегкую жизнь и испытала многое: ее и били, и насиловали, и обманывали много раз, продавали и перепродавали. За ее короткую жизнь ее мучили десятки мужчин, и она им покорно отдавалась, выполняя все их требования, какими бы абсурдными они ни были. Она уже полтора года безвылазно жила в Сильфоне и никак не могла вырваться домой.