Силы неисчислимые

— Нет, нет, не надо! — останавливает меня Новиков. Он помолчал немного. Потом заговорил, и голос его дрожит: — Это правда, что вы приказали артиллерию не брать на Украину? Как же это так?

Вон оно что! А я-то удивляюсь, почему наш Новиков в таких растрепанных чувствах?!

— Идем, поговорим.

Веду его в комнату, усаживаю подальше от спящего Ревы.

Новиков поспешно оправляет тужурку, застегивает на все пуговицы. Смущенно поглядывает на меня. Ждет, что отчитывать буду за дурацкую выходку. Вообще-то не мешало бы. Но не могу.

Новиков был призван в армию с первых дней войны. Командовал батареей, попал в окружение, был ранен. Истекая кровью, вдвоем со своим ординарцем Мушкиным — больше никого не оставалось в живых — закопали орудия. Низкорослый Мушкин каким-то образом дотащил раненого командира до деревни Чернь. Крестьяне приютили их, вылечили Новикова, а потом свели с партизанами. До войны Новиков работал главным инженером, но военная форма на нем сидела всегда ладно, словно всю жизнь прослужил в армии. Только уставной язык давался ему с трудом, поэтому он не раз просил начальника штаба Бородачева не говорить с ним приказным тоном. У нас он показал себя грамотным и волевым командиром, не теряющим голову в сложнейших ситуациях.

— Так что, мне, значит, опять закапывать свою артиллерию, а снаряды брать в мешок и идти на железную дорогу подрывать ими рельсы?

— Если надо, то пойдете!.. — сознаю, что опять не тот тон взял. Надо успокоить человека, а я ему обухом по голове. Каково артиллеристу, всем сердцем влюбленному в свое дело, слышать такое!

- Это вас Рева так настроил, возмущается Новиков. — Вы еще приказ не отдали, на кого оставить артиллерию, а Рева уже все снаряды у нас забрал, хочет вместо взрывчатки их пустить. Ну что ж, оставим тут технику, и я уйду вместе с вами. Но только имейте в виду, жизнь заставит вас уважать артиллерию. Доказываю ему, что не можем мы в такой тяжелый и далекий путь брать с собой пушки.

— Да и тактика, ты знаешь, у нас особая: избегать открытого боя, нападать скрытно, неожиданно и тотчас уходить, пока противник не опомнился.

— Но мы не имеем права на этом останавливаться! В отрядах больше ста пулеметов, около сотни минометов. Плюс артиллерия. Плюс, а не минус, товарищ командир! С такой силой можно разгрохать любой фашистский гарнизон.

Говорит Новиков запальчиво, зло. А я чувствую все большее уважение к этому настойчивому человеку. Встаю, снимаю с вешалки свой полушубок и отдаю ему.

— Бери. А утром приходи ко мне, поговорим на свежую голову.

Новиков отказывается брать полушубок. Пришлось уговаривать. Наконец, пустился на хитрость. Вывел в коридор и показал висевший на гвозде хозяйский полушубок:

— Видишь, у начальства и запасной есть. Одевайся и иди отдыхать.

Легонько подталкиваю Новикова к выходу.

Задерживаюсь у закрывшейся двери. За ней, затаив дыхание, стоит и Новиков. Потом слышу его удаляющиеся шаги.

Заскрипели промерзлые ступеньки крыльца. Распахивается дверь, и в комнату не входят, а врываются наш комиссар Захар Богатырь, командиры отрядов Боровик, Воронцов, Погорелов и начальник штаба Илья Бородачев. Все возбуждены. Спешат поделиться радостью.

— Выстояли!

— Пережили!

— Широко Гитлер шагнул, да чуть было ножки не протянул. Но придет время — протянет!..

— А в народе-то что творится!.. Ликуют люди!..

Да, весть великая. Вражеские войска разгромлены под Москвой.

Пока товарищи раздеваются, Бородачев зажигает еще две жестяные лампы «молнии», и сейчас все три светят во всю свою сорокапятилинейную мощь.

Бородачев развешивает на стене огромную карту СССР, флажками отмечает линию фронта. Цветным карандашом наносит жирную красную стрелу, направленную от Москвы на Смоленск. Первая красная стрела на фоне бесчисленных черных стрел недавнего немецкого наступления. Рева, удобно устроившись на диване, впивается глазами в карту. Всякое у нас бывало: горечь потерь сменялась радостью наших первых маленьких успехов. Но сейчас особая радость: вперед двинулась наша армия. И мы, ее крохотная частица, за сотни километров от полей великой битвы ощущаем могучую поступь советских войск. Они отстояли родную Москву и нанесли поражение врагу. Мы не можем удержать слезы радости, которые, может быть, по-мужски и полагалось бы скрыть…

Прячу повлажневшие глаза, бесцельно роюсь в полевой сумке.