Силы неисчислимые

Из дома лесника Василий направился прямиком в деревню Рудач. Старостой был здесь пожилой австриец. В первую мировую войну он попал в плен к русским, да так и остался у нас. Поселился в этих краях, женился. Когда в Рудач пришли гитлеровцы, они сразу назначили австрийца старостой села. Он пользовался у немцев полным доверием и… добросовестно служил партизанам. Я сам не раз бывал у него. Этот мудрый и бесстрашный человек очень много сделал для нас. Кстати, он-то и сказал нам, что жена полицейского начальника просила привезти ей сена.

— Ну, погрузили мы сено на телегу, — рассказывал Волчков. — Выехали на автостраду. До Буды оставалось километра три, когда мы услышали гул моторов. Догоняет нас колонна машин. Мой австриец струхнул немного. Я взял у него вожжи, свернул на обочину, чтобы освободить дорогу. Мчатся мимо нас машины. А я встал на телеге и руку к шапке — честь отдаю по всей форме. Вижу, солдаты улыбаются, приветливо руками машут. Порядок, значит. А я машины считаю. Восемнадцать грузовиков, и все полны солдат. В черных шинелях, на шапках и рукавах — эсэсовские эмблемы: череп да кости. А одна машина — с собаками. Громадные овчарки. Австрияк мой совсем было приуныл. А я ему говорю: не беспокойся, коль столько войск понаехало, начальство займется ими, на нас никто и внимания не обратит, и скоро будем чаи распивать с госпожой начальницей. Но подъехали мы к ее двору, я аж ахнул. Стоят три черных крытых автомобиля, вроде бы автобусы. Такие мимо нас не проезжали. И сразу эсэсовские солдаты взяли нас на прицел. Ну, думаю, Васька, привет! Замер мой староста. Я его в бок: давай дуй по-немецки! Но не успел он и двух слов сказать, как в калитку вошли начальник полиции и такой мордастый полковник (оказывается, это тот самый Сахаров, что замучил нашу Мусю Гутареву). Несмотря на то что во дворе резали баранов — пир готовился на весь мир, — полковник был злой и по-русски громко за что-то отчитывал начальника полиции. Я только уловил: «До каких пор здесь будут хозяйничать эти бандиты? Где ваше чутье?!»

И тут на глаза ему попался мой австриец. Тот вежливо раскланялся, доложил, что по приказу начальника полиции привез сено. «Это еще что за новость! — заорал полковник. — Вместо того чтобы бандитов вылавливать, вы тут возницами заделались. Тоже мне староста. — И бац австрийца по щеке. — Вон отсюда! Выпрягай лошадь и катись, пока цел!»

Я мигом выпряг лошадь, подсадил на нее старосту, сам веду ее в поводу. Опомнились мы уже, наверное, за десятым двором, не меньше. Теперь надо было быстренько сани доставать, а то не выбраться. В одном дворе нашли подходящие, да хозяин заартачился, но тут австриец проявил свою власть, и сани мы получили. А на улице к нам подошел Юзеф Майер…

Так взволнованно и при этом весело докладывал Васька.

— Что ты говоришь! — обрадовался я. — Жив наш Юзеф!

— Жив. Он и помог нам выбраться. Юзеф велел передать, что наступление на нас намечено на пятнадцатое мая. Три дивизии будут прочесывать одновременно Середино-Будский, Хильчанский районы и всю южную часть Брянского леса. И последнее: прибыл большой отряд немецкой жандармерии. Расположился он в Зерново. Да, еще Юзеф сказал, что дальше ему находиться там опасно, придется уйти. Сегодня в девять часов вечера он хочет встретиться с вами. Придет к озеру возле Благовещенского.

С шуточками-прибауточками Волчков рассказывал о своей поездке. Но этот неисправимый балагур выяснил очень многое. И мне хотелось расцеловать его, найти самые добрые, самые хорошие слова. Но в дни страшной войны, в хлопотах и заботах мы порой не умели выразить свою благодарность нашим хлопцам за их подвиг.

И я просто обнял его по-отцовски, сказал: «Молодец!», а сам скорее кинулся к карте — голова была занята предстоящим боем.

29 апреля был подписан приказ, который ставил задачу каждому отряду.

Отряды Погорелова и Боровика, как сковывающая группа, должны завязать бой на подступах к Середине-Буде с севера и северо-востока.

Отряд имени 24-й годовщины РККА под командованием Ревы и рота Кузьмина из Середино-будского отряда наступают на Зерново с восточной и южной стороны. Захватив село, они приступят к штурму Середины-Буды.

Переход в общее наступление назначен на 22.00.

Командный пункт будет находиться на возвышенности севернее стыка Середины-Буды с селом Зерново.

И вот мы сидим с Бородачевым на краю впадины, щедро залитой холодной весенней водой. Луна то прячется за облаками, то снова выплывает. Отсюда, с пригорка, хорошо виден город. Сейчас вокруг него беспрерывно взлетают светло-зеленые ракеты, то в одном, то в другом конце раздаются выстрелы и короткие автоматные очереди. Когда на минуту смолкает эта трескотня, ночной ветер доносит нестройные звуки аккордеонов: то отрывки сентиментального немецкого вальса, то бурный фокстрот, то неудержимый венгерский чардаш. Где-то неподалеку, на городской окраине, видимо, какой-то пьяный полицай затянул украинскую песню: «Ой, лопнув обруч…» И опять выстрелы, ракеты, разноязыкие гортанные голоса.