Читаем Симфонии полностью

3. Ничего в его наружности не было кричащего; все соответствовало, все было подчинено общей идее.

4. Он курил дорогую сигару, обсуждая коммерческое предприятие; его громадный нос намекал на армянское происхождение.

5. Это был заезжий жулик из южных провинций.

6. А к нему навстречу жуликом бежал профессор Московского университета с экзаменов.

7. Оба не знали, зачем существуют и к чему придут. Оба были в положении учеников, написавших «extemporalia», но не знающих, какую получат отметку.


1. Вставала луна. Опять, как вчера, она вставала.

2. Так же она встанет и завтра, и послезавтра.

3. А уж затем не миновать ей невольного ущемления.


1. Философ проснулся… Поднял голову со скомканных подушек… И прямо в глаза ему смотрел резко очерченный месяц на темно-эмалевой сини…

2. Красный месяц!..

3. Философ вскочил в ужасе; схватил себя за голову; как безумно влюбленный, смотрел на страшный диск.


1. Тогда демократ писал критическую статью в своем номере. Увидел луну. Горестно улыбнулся.

2. Бросил перо и свои мысли, скакавшие и вертевшиеся, как беспокойные собачки.

3. Потер свой лоб и шептал: «Не то, совсем не то».

4. Вспомнил сказку.


1…Поднялась шелковая занавеска. Кто-то открыл окно на том конце города.

2. Дом был самый модный и декадентский, а в окне стояла сказка.

3. Она оправляла свои рыжие волосы; улыбалась, глядя на луну. Она говорила: «Да… знаю».

4. Она смотрела синими печальными очами, вспоминая своего мечтателя.

5. У подъезда стояли вороные кони и ждали ее, потому что был час катаний.


1. Тогда зелено-бледный горбач, возвратившись из больницы, отобедал.

2. К нему пришел двоюродный брат и пожаловался на страдания свои: говорил, как по вечерам ему кажется, что предметы сходят с мест своих.

3. Горбач потрепал по плечу нервного братца и заметил добродушно, что этим нечего смущаться, что это «псевдогаллюцинации д-ра Кандинского».[62]

4. Так сказав, он открыл рояль и заиграл Патетическую сонату Бетховена.

5. Но этого не мог вынести нервный родственник; нервному родственнику казалось, что предметы сходят с мест своих.

6. Это были псевдогаллюцинации д-ра Кандинского.

7. Но горбач продолжал играть Патетическую сонату. Глаза его были строги. Над головой торчало два ушка.

8. Он был большой сентиментал.

9. И звуки лились… Колченогий сынишка перестал готовиться к экзамену… Прослезился втихомолку.

10. Уже прислуга спала. Огни в людской были потушены, хотя час для спанья еще не был узаконен; теща зелено-бледного горбача стояла на пороге кухни.

11. Ее огромный живот и свиноподобное лицо сияли в игре месячных лучей.

12. Она ругалась, как кухарка, поднимая заснувшую кухарку.


1. Ночью по Остоженке проходил Поповский.

2. Он шел неизвестно откуда, и никакая сила не могла изменить его пути.

3. С противоположной стороны улицы открыли окно две бледные женщины в черном.

4. Старшая равнодушно указала на проходящего и сказала бесцветно: «Поповский».

5. Обе были грустны, точно потеряли по сыну. Обе были похожи друг на друга.

6. Одна походила на зеркальное отражение другой.


1. Окно декадентского дома было открыто, и в окне мелькало очертание бёклиновской сказки.

2. Сказка бесцельно шагала по комнате, и, казалось, темное горе заволакивало ее лицо.

3. Наконец она сказала: «Скука!» Села в кресло.

4. И вдали, вдали, как бы в насмешку над миром, заорали: «Караул!» Раздались тревожные свистки.

5. Это один разбил нос другому, потому что оба были пьяны.


1. Ночью все спали. Утром шел косой солнечный дождь.

2. Солнце весело посмеивалось сквозь льющиеся струи. На целых полдня были упразднены поливальщики.

3. Утром хоронили тифозного больного в церкви «Никола на курьих ножках». Оттуда несли его линючий, лиловый гроб, обитый мишурным золотом.

4. Впереди шел поп с рыжей бородой и красным носом.

5. Сзади ехали три линейки; все они были вытерты; бесцельно грохотали они по невозможной мостовой.

6. Первая линейка были обита линючим синим, вторая — линючим красным, а цвет третьей нельзя было разобрать.

7. Было очень грустно: недоставало шарманки и паяца.

8. В первой линейке сидели и плакали.

9. Во второй у сидящих были только печальные лица.

10. В третьей сидели две старухи с довольными, полными лицами; одна держала тарелку, завязанную платком.

11. Здесь была кутья.

12. Обе старухи оживленно болтали, ожидая поминального обеда.

13. Тут же в процессии был уже зараженный тифом, которому надлежало завтра слечь в постель.

14. Так подвигалась печальная процессия к далекому кладбищу.


1. Улицы были исковыряны. Люди со скотскими лицами одни укладывали камни, другие посыпали их песком, третьи прибивали их трамбовками.

2. В стороне лежало рванье в куче: здесь были и бараньи полушубки, и шапки, и краюхи хлеба, и неизменно спящий желтый пес.

3. А там, где вчера сидел зловонный нищий и показывал равнодушным прохожим свою искусственную язву, — варили асфальт.

4. Шел чад. Асфальтовщики по целым минутам висели на железных стержнях, перемешивая черную кашу в чанах.

5. Потом выливали черную кашу на тротуар, посыпали песком и оставляли на произвол, подвергая естественному охлаждению.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира
Уильям Шекспир — природа, как отражение чувств. Перевод и семантический анализ сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73, 75 Уильяма Шекспира

Несколько месяцев назад у меня возникла идея создания подборки сонетов и фрагментов пьес, где образная тематика могла бы затронуть тему природы во всех её проявлениях для отражения чувств и переживаний барда.  По мере перевода групп сонетов, а этот процесс  нелёгкий, требующий терпения мной была формирования подборка сонетов 71, 117, 12, 112, 33, 34, 35, 97, 73 и 75, которые подходили для намеченной тематики.  Когда в пьесе «Цимбелин король Британии» словами одного из главных героев Белариуса, автор в сердцах воскликнул: «How hard it is to hide the sparks of nature!», «Насколько тяжело скрывать искры природы!». Мы знаем, что пьеса «Цимбелин король Британии», была самой последней из написанных Шекспиром, когда известный драматург уже был на апогее признания литературным бомондом Лондона. Это было время, когда на театральных подмостках Лондона преобладали постановки пьес величайшего мастера драматургии, а величайшим искусством из всех существующих был театр.  Характерно, но в 2008 году Ламберто Тассинари опубликовал 378-ми страничную книгу «Шекспир? Это писательский псевдоним Джона Флорио» («Shakespeare? It is John Florio's pen name»), имеющей такое оригинальное название в титуле, — «Shakespeare? Е il nome d'arte di John Florio». В которой довольно-таки убедительно доказывал, что оба (сам Уильям Шекспир и Джон Флорио) могли тяготеть, согласно шекспировским симпатиям к итальянской обстановке (в пьесах), а также его хорошее знание Италии, которое превосходило то, что можно было сказать об исторически принятом сыне ремесленника-перчаточника Уильяме Шекспире из Стратфорда на Эйвоне. Впрочем, никто не упомянул об хорошем знании Италии Эдуардом де Вер, 17-м графом Оксфордом, когда он по поручению королевы отправился на 11-ть месяцев в Европу, большую часть времени путешествуя по Италии! Помимо этого, хорошо была известна многолетняя дружба связавшего Эдуарда де Вера с Джоном Флорио, котором оказывал ему посильную помощь в написании исторических пьес, как консультант.  

Автор Неизвестeн

Критика / Литературоведение / Поэзия / Зарубежная классика / Зарубежная поэзия