Педагогический институт находился в самом центре города — вся сельская молодежь это ценила, лелеяла больше всего: ведь рядом, совсем рядом, в пяти шагах, была настоящая жизнь. Стоящий во дворике и глубине улицы педагогический институт еще в революционное советское время занял здание губернского собрания. Находясь в самом центре города, этот уголок утопал в тишине. Небольшой сквер отделял буйство жизни от будущих ушинских и сухомлинских. Красивый забор-решетка пропадал в кустах сирени, сквозь которые то тут, то там виднелся сам дом с колоннами. За зданием было несколько хозяйственных построек, спортивная площадка и потом уже овраг — безобразным порядком торчали деревья, институтская свалка, ручеек, превратившийся в сточную канаву, а сейчас — просто в глиняный сель, таща на себе обломки деревьев и городской мусор.
Найти Званцева труда не составило: на доске во дворике института висело внятное расписание — через полчаса Николай должен быть на паре у второго курса.
Силов вышел на улицу, закурил — он ждал Николая… Как и положено настоящему преподавателю, Николай появился загодя. Увидев Виктора, он опешил, покраснел и остановился — тот стоял у забора и знаками манил Николая к себе. Званцев подошел.
— Пойдем поговорим, — Силов был спокоен и холоден. Николай плелся за ним — они вышли к оврагу. Изгородь металлическая и живая уже кончилась, начались дикие и брошенные растения… Когда-то лавочка для уединения, а сейчас полусгнившая доска на чугунных массивных ножках стала приютом для двух мужчин.
— Ты знаешь, как тебя вычислили? — Виктор закурил и с ногами забрался на скамейку. Николай достал из портфеля газету, постелил на мокрую доску, сел… — Твоя жена была на похоронах конкурента — там ее и заприметили…
Званцев опустил голову и покраснел еще больше. Теперь и шея была бурой и потной.
— Она ходила проститься, понимаешь? Проститься с любимым человеком… И ей было плевать, если ты узнаешь об этом. Знаешь почему? Потому что она тебя не любит. Просто и по-человечески не любит. И не потому, что ты лох, вовсе нет. А потому, что ты — ноль! Ты живешь там, где нет ничего — ни плохого, ни хорошего. Серединка на половинку. Ноль! А жена твоя — не ноль. Она любила и любит этого, в красном шарфе, и помнит его и всю жизнь будет помнить.
Николай молчал и только беспомощно поглядывал на Силова. Может быть, он и сам это знал, догадывался, что ли, но так прямо подумать об этом или, что еще тяжелее, сказать-признаться самому себе Званцев не мог. Как-то успокаивало его то, что таких, как он, — пруд пруди, и никому нет дела до него — у самих проблемы на проблемах.
— Откуда ты знаешь? — с трудом проговорил Званцев и поперхнулся собственным звуком. Голос был рваный, хриплый и трусливый.
— Игнатьев сказал…
— Ты прав, Виктор Силов, наверное, прав… Что же мне делать?
— Пойдем, еще есть минут двадцать — я тебе покажу твою жизнь, — Силов слез со скамейки.
— Куда? — поднялся и Николай, заботливо свернув газету. Он стоял, красный, жирный маменькин сынок, с газеткой и портфелем в руках.
— Вниз, три метра — там все увидишь… Вон к тому дереву, — Виктор указал на извращенно изогнутое дерево.
Николай стал спускаться — осторожно, чтобы не упасть, он цеплялся за ветки, тоненькие стволы, пытаясь удержаться на скользком спуске. Силов шел сзади.
— Видишь? — вдруг произнес Виктор.
— Нет, ничего не вижу, только грязь, — остановился Николай, держась двумя руками за дерево. Ноги его скользили по жиже и мокрой траве. Действительно, Званцев был сейчас жалок и мизерен, только грузность его как-то пыталась придать вес бессмысленному и безрадостному существованию.
— Где? — Николай обернулся на Силова. В это же мгновение лезвие ножа быстро и без всяких усилий вошло в горло Званцеву до самой рукоятки. Виктор вытащил нож, и кровь, получив волю, вылилась на рубашку. Николай упал, Виктор нагнулся и несколько раз воткнул в шею нож… Званцев не дышал.
Чуть толкнув ногой тело, Силов качнул его, потом еще и еще раз. Ломая низкие ветки, Николай вместе с портфелем и газетой покатился вниз, в поток, который радостно подхватил его, как транспортер в аэропорту подхватывает багаж путешественников, и унес за собой несчастного Званцева в неизвестную вечность…
Лиза все еще валялась в кровати, когда вернулся Силов. Осторожно, стараясь не шуметь, Виктор зашел в ванную и отмыл налипшую на обувь грязь. Внимательно осмотрел подошву — следов путешествия к педагогическому институту не было. Стряхнув воду, Виктор поставил обувь на сушилку для полотенец, вышел… Из кухни пахло сгоревшим табаком — кто-то явно курил… Вздрогнув, Силов медленно приоткрыл дверь. В кухне сидело двое мужчин…