Симон Петлюра

не хотел вести свой паровоз на польскую территорию и только после избиения петлюровским охранником согласился. На станции Полонное (новое мистическое название), уже на территории контролируемой польскими войсками, Петлюра и «сопровождающие» пересели в польский поезд, под охрану поляков.

На следующий день, уже без Петлюры, собравшиеся командиры армии и министры решили начать военный рейд по тылам белогвардейцев, который позже историки назовут «Первым зимним походом армии УНР». Из 7 тысяч человек в зимний партизанский поход добровольно решили идти 479 офицеров и генералов, 3840 солдат при 12 орудиях и 81 пулемете. Были сформированы три дивизии: Киевская — во главе с Юрком Тютюнником, Запорожская — во главе с Андреем Гулым-Гуленко, Волынская — во главе с Александром Загородским.

Части Омельяновича-Павленко прорвали фронт белогвардейцев у Козятина и, успешно продвигаясь на юго-восток, захватили у «белых» городок Липовец. В это время (16 декабря) «красные» выбили «белых» из Киева, и армия Деникина на Украине прекратила свое существование, она превратилась в бегущую в панике толпу. К 23 декабря «белые» оставили Подолье, а их союзница — Галицкая армия — вновь стала искать пути для объединения с петлюровцами.

После отъезда Петлюры и выхода армии в зимний поход польские войска вероломно напали на Чорторыю, где еще находились отдельные отряды сечевых стрельцов и «запорожцев». Остатки «армии» поляками были разоружены и отправлены в лагеря для военнопленных в Луцк и Ровно. Поляки опасались стрельцов, так как их формирования состояли из выходцев с оккупированной польской армией Галичины.

ГЛАВА 19 С ПОЛЯКАМИ ПРОТИВ COBETОB. 7 декабря 1919 г.—21 ноября 1920 г.

Утром 7 декабря на Варшавский вокзал прибыла группа странных людей, говорящих по-украински. Они встречали поезд из Ровно. В числе встречавших были Андрей Ливицкий (вскоре он будет назначен временным главой совета министров УНР), старый друг Петлюры Понятен ко, несколько членов украинской дипломатической миссии и несколько поляков — представители генштаба и министерства иностранных дел. С Украины должен был приехать Симон Петлюра. Он шагнул из вагона измученный, еле державшийся на ногах, совершенно подавленный, в запачканной грязью потрепанной одежде. Не лучше выглядел и генерал Юнаков в порванных сапогах и истертой шинели... Обнявшись с Ливицким, Петлюра расплакался... Он уже не был в состоянии контролировать свои эмоции. Эти несколько человек, прибывших в Варшаву, «оттуда», из пекла гражданской войны, напоминали живые тени, в глазах которых читался ответ на немой вопрос окружающих. Неужели все огромные лишения, гибель десятков тысяч людей напрасны? Неужели Украины уже никогда не будет!? Вид, а особенно душевное состояние приехавших неприятно удивили лощенных, при галстуках и тросточках, дипломатов. Не таким они знали своего вождя.

Отдохнув и переодевшись в украинской миссии, Петлюра не стал «заниматься политикой», а отправился в отель, где находились его жена и дочка, которые приехали в Варшаву неделей раньше.

Что ждало Петлюру в польской столице? Он, наверное, и сам понимал, что оказался в клетке, под присмотром польских спецслужб и в полной власти диктатора Польши Пилсудского. У Петлюры уже не было ни средств, ни государственной территории, остатки армии давно не контролировались им, и он не знал, сохранится ли эта армия хотя бы еще неделю... Ни одно государство мира не признало Украинской республики... Более того, польские чиновники и офицеры постоянно подчеркивали, что о таком государстве, как Украина, они не хотят даже слышать... Вековая национальная вражда между поляками и украинцами, надменное отношение польских «шляхтичей» к украинцам вошли в самосознание, в историческую память многих поляков и перенеслись из века XVII в век XX. Да иллюзии поляков в отношении великой Польши — Речи Посполитой, непременно в границах 1772 года, «от моря до моря», — не оставляли надежд на равноправные, дружеские отношения между польским «паном» и бедным украинским «разночинцем».

Диктатор без страны, генерал без армии, Петлюра мог теперь играть только жалкую роль в чужой игре. Он пытался отогнать от себя подобные мысли, но польские реалии постоянно напоминали о себе. В ту зиму 1919—1920 гг. Петлюра очень изменился, не столько внешне, сколько внутренне. За ним не было силы, и это чувствовалось... Да и вера в победу почти развеялась. Он понимал, что теперь вернуться в Украину можно было только в чужом обозе, на чужих штыках... Политические закономерности, стремление остаться «на плаву» и фанатичное желание «построить» Украину любым путем толкали его на роль «марионетки» в польских руках. Чтобы остаться в политике, требовались следовать ее законам, по которым сильный подчиняет слабого.