Читаем Симплициссимус полностью

Сие польстило ему и привело в иное расположение духа; ибо он тотчас же стал изрядно выхвалять свое снадобье и поведал мне, что Симонид Меликус{115} изобрел, а Метродор Сцепсий{116} немало положил трудов, дабы привесть в лучшее совершенство такое искусство, посредством коего он может научить людей все, что они единый раз слышали или прочитали, повторить слово в слово, а это, сказал он, без того крепительного для головы лекарства, какое он мне дал, никак невозможно. «Эва, — помыслил я, — любезный отче, в бытность мою у отшельника я в собственных твоих книгах читывал совсем иное, в чем состоит Сцепсиево искусство изощрения памяти!» Однако ж был настолько лукав, что о том не обмолвился; ибо когда дело доходило до правды, то я, с тех пор как мне назначено было сделаться дураком, стал смышлен и в речах своих опаслив. Он же, священник, продолжая свою речь, сказывал, что Кир{117} каждого из 30 000 своих воинов звал по настоящему его имени. Люций Сципион{118} мог поименовать всех граждан Рима, а Киней, посол Пирров, на другой же день по прибытию в Рим мог надлежащим образом перечислить имена всех сенаторов и всадников. «Митридат{119}, царь Понта и Вифинии, — уверял священник, — властвовал над народами, глаголящими на двадцати двух языках, и мог, как о том пишет Сабелик

{120}, lib. 10, cap. 9, всем и каждому порознь оказать справедливость на их наречии. Ученый грек Хармид
{121} говорил наизусть всем, кто желал узнать что-либо из книг, наполняющих целую Вифлиофику, когда бы только один раз бегло прочитал их. И Люций Сенека{122} мог перечислить наизусть две тысячи имен и в том же порядке, как они перед тем ему насказаны, и также, по словам Равизия{123}, двести стихотворений, прочитанных перед ним двумястами школяров, от последнего до первого. Ездра{124}, как о том пишет Euseb{125}
. lib. temp. fulg. lib. 8, cap. 7, знал наизусть Пятикнижие Моисеево и мог диктовать его слово в слово переписчикам. Фемистокл{126} изучил персидский язык за один год. Красс{127} в Азии отменно говорил на пяти различных греческих наречиях и мог на них судить своих подчиненных. Юлий Цезарь в одно и то же время читал, диктовал и давал аудиенцию. Об Элии Адриане{128}, Порции Латроне{129} и других римлянах и не буду ничего говорить, скажу только о святом Иерониме{130}, что он знал еврейский, халдейский, греческий, мидийский, арабский и латинский. Пустынножитель Антоний
{131} с одного только слуха знал наизусть всю Библию. Также приведено в Colerus, lib{132}. 18, cap. 23 из сочинений Марка Антония Муретуса{133} о некоем корсиканце, который, выслушав шесть тысяч человеческих имен, мог затем в надлежащем порядке быстро их все повторить».

«Все сие говорю я для того, — сказал далее священник, — дабы ты не почел несбыточным, что с помощью медицины память человеческая изрядно укреплена и сохранена быть может, как и, напротив того, различным образом ослаблена или даже истреблена вовсе, понеже Plinius, lib. 7, cap. 24{134} изъясняет, что ничем так не слаб человек, как памятью, и что от болезней, испуга, страха, забот и скорбей она либо исчезает вовсе, либо теряет большую часть своей силы.

Так об одном ученом афинянине{135} можно прочесть, что он, после того как на него упал камень, перезабыл все, чему когда-либо научен был, даже азбуку. А другой свалился с башни и стал через то столь забывчив, что не мог назвать по имени друзей и близких родственников. А еще один был ввергнут болезнью в такое беспамятство, что позабыл имя слуги своего; Мессала Корвин{136}

не помнил своего собственного имени, а обладал прежде изрядной памятью. Шрамханс в fasciculo Historiarum
{137}, fol. 60[32], пишет (однако ж тут столько прилгано, как если бы то писал сам Плиний), что некий священник пил собственную свою кровь и через то разучился писать и читать, прочую же память сохранил неповрежденною; и когда он по прошествии года на том же самом месте и в то же самое время паки испил той же крови от жил своих, то снова мог писать и читать, как и прежде. По правде, более с истиною схоже, что пишет Иоганн Вирус{138} в de praestigiis daemon., lib. 3, cap. 18, будто тот, кто съест медвежьи мозги, преисполняется толикими бреднями и превеликими фантазиями, что ему мнится, будто он сам медведем сделался, и сие подтверждает пример испанского дворянина, кой, после того как их отведал, скрылся в лесную чащу и не мнил о себе иначе, как о медведе. И когда бы, любезный Симплициус, твой господин знал бы о сем искусстве, то скорее, подобно Каллисто{139}, превратил бы тебя в медведя, нежели, подобно Юпитеру, в тельца».

Подобных вещей священник насказал мне немало и снова дал мне некую толику лекарства, наставив, как вести себя впредь. С тем я и отправился восвояси, приведя с собою, почитай, сотню мальчишек, которые бежали за мной следом и мычали, как телята; того ради господин мой, только что пробудившийся, подошел к окну и, увидев зараз стольких дурней, изволил от всего сердца рассмеяться.

Перейти на страницу:

Все книги серии БВЛ. Серия первая

Махабхарата. Рамаяна
Махабхарата. Рамаяна

В ведийский период истории древней Индии происходит становление эпического творчества. Эпические поэмы относятся к письменным памятникам и являются одними из важнейших и существенных источников по истории и культуре древней Индии первой половины I тыс. до н. э. Эпические поэмы складывались и редактировались на протяжении многих столетий, в них нашли отражение и явления ведийской эпохи. К основным эпическим памятникам древней Индии относятся поэмы «Махабхарата» и «Рамаяна».В переводе на русский язык «Махабхарата» означает «Великое сказание о потомках Бхараты» или «Сказание о великой битве бхаратов». Это героическая поэма, состоящая из 18 книг, и содержит около ста тысяч шлок (двустиший). Сюжет «Махабхараты» — история рождения, воспитания и соперничества двух ветвей царского рода Бхаратов: Кауравов, ста сыновей царя Дхритараштры, старшим среди которых был Дуръодхана, и Пандавов — пяти их двоюродных братьев во главе с Юдхиштхирой. Кауравы воплощают в эпосе темное начало. Пандавы — светлое, божественное. Основную нить сюжета составляет соперничество двоюродных братьев за царство и столицу — город Хастинапуру, царем которой становится старший из Пандавов мудрый и благородный Юдхиштхира.Второй памятник древнеиндийской эпической поэзии посвящён деяниям Рамы, одного из любимых героев Индии и сопредельных с ней стран. «Рамаяна» содержит 24 тысячи шлок (в четыре раза меньше, чем «Махабхарата»), разделённых на семь книг.В обоих произведениях переплелись правда, вымысел и аллегория. Считается, что «Махабхарату» создал мудрец Вьяс, а «Рамаяну» — Вальмики. Однако в том виде, в каком эти творения дошли до нас, они не могут принадлежать какому-то одному автору и не относятся по времени создания к одному веку. Современная форма этих великих эпических поэм — результат многочисленных и непрерывных добавлений и изменений.Перевод «Махабхарата» С. Липкина, подстрочные переводы О. Волковой и Б. Захарьина. Текст «Рамаяны» печатается в переводе В. Потаповой с подстрочными переводами и прозаическими введениями Б. Захарьина. Переводы с санскрита.Вступительная статья П. Гринцера.Примечания А. Ибрагимова (2-46), Вл. Быкова (162–172), Б. Захарьина (47-161, 173–295).Прилагается словарь имен собственных (Б. Захарьин, А. Ибрагимов).

Автор Неизвестен -- Древневосточная литература

Мифы. Легенды. Эпос

Похожие книги