Символическая жизнь

Между художественным вдохновением и инвазией нет абсолютно никакой разницы. Это одно и то же, и как раз поэтому я избегаю слова «патология». Я никогда не назову художественное вдохновение патологией, ибо, на мой взгляд, это совершенно нормальное состояние. В этом нет ничего плохого, ничего выходящего за пределы нормы. Вследствие этого я делаю исключение и для инвазии. К счастью, человек устроен так, что вдохновение приходит внезапно и не так часто, но все же приходит. И вот, поскольку ясно, что патологические явления происходят в принципе таким же образом, мы вынуждены где-то провести грань. Предположим, что вы все занимаетесь психиатрией; я рассказываю вам случай одного человека, и вы все уверены, что он душевнобольной. Однако я могу вам возразить, сказав, что, раз ему удалось мне все толком объяснить, раз у нас с ним возник контакт, он вовсе не сумасшедший. Сумасшествие – это весьма относительное понятие. Например, если негр ведет себя специфическим образом, мы говорим: «Ну что с него возьмешь, это же негр». Но, когда точно так же поступает белый человек, мы говорим: «Он с ума сошел», – ибо, на наш взгляд, белый человек так себя вести не может. От негра чего-то подобного уже ожидают, а от белого – нет. Быть сумасшедшим – это социальное понятие; для того чтобы распознать ментальные расстройства, мы пользуемся социальными мерками. Например, речь идет о каком-то своеобразном человеке, который ведет себя непредсказуемым образом и выдвигает странные идеи; случись ему жить в маленьком городке где-нибудь во Франции или в Швейцарии, про него скажут: «Оригинальный парень, один из самых оригинальных обитателей нашего местечка». Но окажись он на Харли Стрит [10], и выяснится, что перед вами – безумец. Или другой пример: вы считаете человека оригинальным художником, но, если вдруг он станет работать кассиром в банке, у банка будут неприятности, и все сразу же скажут, что этот парень – полный идиот. Но все это чисто социальные соображения. Нечто подобное мы можем наблюдать в сумасшедших домах. Причина того, что больницы забиты до отказа, отнюдь не в абсолютном возрастании числа душевнобольных – мы просто перестали мириться с теми, кто не соответствует норме, хотя все же приходится признать, что сейчас сумасшедших больше, чем прежде. В юности я знавал людей, которые, как я сейчас понимаю, были просто шизофрениками. Мы же говорили: «Дядюшка такой-то – большой оригинал». В моем родном городке было несколько слабоумных, но о них никогда никто не сказал: «Он полный осел» – или что-то в этом роде, а наоборот, говорили: «Он просто прелесть». Точно так же некоторых идиотов называют «кретинами» (это идет от французского «il est bon chretien»[11]

). Вряд ли к этому можно что-то добавить, разве что признать, что все они действительно добрые христиане.

Председательствующий:

Дамы и господа, я считаю, что сегодня мы должны избавить профессора Юнга от дальнейших трудов и выразить ему глубокую благодарность.

Лекция II

Председательствующий (доктор Дж. Хэдфилд):

Дамы и господа! Вспоминая вчерашний вступительный панегирик доктору Юнгу, предваривший его выступление, я более чем уверен, что все присутствовавшие согласятся с правильностью высказанных здесь похвал и не усмотрят в них никакого преувеличения. В своей вечерней лекции доктор Юнг упоминал ряд функций человеческого разума, таких, как чувство, мышление, интуиция и ощущение, но несмотря на то, что он говорил нам, я не могу избавиться от ощущения, что у него самого все эти функции должны быть очень хорошо развиты. Кроме того, у меня есть подозрение, что все они связаны воедино в центре, ответственном за чувство юмора. Ничто не убеждает меня столь сильно в истинности какого-либо представления или гипотезы, как способность ее создателя взглянуть на собственное творение с юмором, а это именно то, что проделал доктор Юнг прошлым вечером. Сверхсерьезное отношение к любому предмету очень часто оборачивается неуверенностью человека и его обеспокоенностью по поводу истинности сообщаемого им.

Профессор Юнг:

Дамы и господа! Вчера мы рассмотрели функции сознания. Сегодня я хочу закончить с проблемой структуры психического. Обсуждение человеческого разума, целостной психической сферы будет неполным без учета существования бессознательных процессов.

Вчера я уже говорил о том, что у нас не может быть непосредственного контакта с бессознательными процессами, так как они для нас непостижимы. Бессознательное дает о себе знать только в своих продуктах, и нам остается лишь постулировать его как таковое на основании своеобразия этих продуктов; утверждать, что существует нечто стоящее у истоков их возникновения. Мы называем эту темную сферу бессознательным психическим.