Символы превращения в мессе

Нечто подобное, хотя и в обратном смысле, разыгралось — с меньшим размахом и лишь в духовном плане — в первые века христианской эры. Духовная дезориентация римского мира была компенсирована вторжением христианства. Чтобы выжить, христианству пришлось сопротивляться не только своим внешним врагам, но и собственным слишком далеко идущим притязаниям, выразителем которых был, в частности, и гностицизм. Оно должно было все больше и больше рационализировать свое учение, чтобы запрудить буйный поток иррационального. С течением столетий это привело к тому брачному союзу между изначальным иррациональным посланием Христа и человеческим разумом, которым характеризуется западноевропейский дух. по мере того, как разум стал склонять чашу весов в свою сторону, интеллект начал самоутверждаться и требовать для себ полной автономии. И подобно тому как интеллект покорил себ психе, так же покорил он и Природу, разродившись научн технической эпохой, которая оставляла все меньше и меньи места человеку естественному и иррациональному. Но тем мым был заложен фундамент для внутренней оппозиции, кот рая сегодня угрожает всему миру хаосом. Ситуация первых ков христианства, вывернутая наизнанку: сегодня все силы преисподней прячутся за разумом и интеллектом, а рационалистическая идеология с тупым упрямством религиозного фанатизма стремится огнем и мечом обратить всех и вся в свою веру, состязаясь с Воинствующей церковью в ее наиболее мрачных обличьях. Но христианский дух Запада в результате удивительной энантиодромии превратился в поборника всего иррационального, поскольку, несмотря на свое отцовское отношение к рационализму и интеллектуализму, он не поддался им до такой степени, чтобы отказаться от своей веры в права человека, особенно в индивидуальную свободу. Но эта свобода гарантирует принципиальное признание иррационального, невзирая на всегда присутствующую опасность хаотического индивидуализма. Своей апелляцией к вечным человеческим правам вера неразрывно связывает себя с каким-то более высоким порядком ~ не только в силу того исторического факта, что ключевая идея, носившая имя Христа, оказалась упорядочивающим фактором на протяжении многих столетий, но и потому, что самость эффективно компенсирует хаотические состояния независимо от того, под каким именем она известна: она есть стоящий над миром Антропос, в котором и заключены свобода и достоинство отдельно взятого индивида. Если рассматривать гностицизм под этим углом зрения, то принижение его значения или пренебрежительное к нему отношение окажутся анахронизмом. Символика гностицизма, носящая очевидный психологический характер, сегодня могла бы для многих послужить мостиком к более живому пониманию христианской традиции.