Син, Кулак и Другие (СИ)

— Уроды! Козлы! — Встречал ругательством каждую фразу тележурналиста трёхметровый чернокожий мужчина. — Ты, тварь продажная, жизнь разменивал за каждый дюйм земли?! Ты, с…а, стрелял в голову друзьям, чтобы они не попали в плен гноллам и их не смогли допросить некросы?! Г…н!!! У…к!!!

Всё закончилось ударом по боту, что транслировал изображение.

— Вано, ты, б… видел это?! — Обратился чернокожий гигант к крепышу, что по сравнению с негром казался гномом. — Совсем, о…и?! Проср…ли всё, что мы оплатили кровью, а теперь же, б… мы и виноваты?! Е…е п…ы!

— Хорош, Ганс. Ты этой политой на крытке за…б. Дай на воле отдышаться, — спокойно попросил его Вано.

— П…ц, все вы такие, б…ть, политически вялые, что хоть ломом спину чеши, а вам пох…й! — Не успокаивался здоровяк, но махнул лапищей на друга. — Ты не думай, что Ганс совсем с катушек съехал, — обратился он к третьему собеседнику, что не говорил и слова. — Мне сто девяносто два года. Не веришь? Любого спроси, Ганс никогда не п…т, — махнул он лапищей, предлагая поддержать его своему товарищу.

Крепыш кивнул, не врёт.

— Да, это и неважно, я тебе сейчас главное скажу. Мой батя, Царствие Ему Небесное, был правильным мужиком. Отправил он меня, долбо…ба в Россию учиться, за что я ему по гроб жизни благодарен. Поэтому когда ядрён-батон ударил по Москве, веришь? Я плакал, как ребёнок. Я же обожал этот город! Мои лучшие годы прошли в нём. Знаешь сколько я сломал рож моих черно…х собратьев, что радовались концу господства белой расы? — Гигант сжал кулачище, словно представив как он крушит эти морды сейчас. — Зато бл… когда ухнул Нью-Йорк и особенно Лос-Анджелес я устроил такой пир… Есть, короче, чего вспомнить. А потом я строил, грёбаные пятнадцать лет, я отх…л на всех мало-мальских значимых стройках. Мои руки участвовали в строительстве каждого нового полиса на Земле. Ты не представляешь какой это был дух?! Подъём! Мы же работали на всё человечество. Мы же стремились к звёздам. Единый язык, земляне, космос у наших ног.

Парень молча смотрел на одухотворённое лицо здоровяка, и верил ему. Единый язык, что жёстко изменился от региона к региону. Единое человечество, что сейчас делилось даже не по странам, а по районам в сто квадратов. И космос, в котором земляне имеют всего лишь одну колонию, на которой крайне сложно выжить, именуемой говоряще Хель. Да и та уже давно де-факто независима, а улететь на её почти невозможно. Юноше хотелось верить, что ещё недавно всё было не совсем по другому.

— Время… То время было других людей, Малой, — произнёс он с горечью. — Подорвал на заселение Марса здоровье, но всё равно веришь, душой был с теми, кто строил Звёздные Врата. И также плакали все люди, когда первый пуск разнёс их в клочья. И я снова ревел, как младенец. А мне тогда уже было за шестьдесят. Я помню то бессилие, когда остроухие одним махом починили Врата, а Земле были вручены Правила. Нельзя, нельзя, занято, это каждый пункт. И как нам повезло сразу найти отличную планету. Эдем… Я вызвался добровольцем. Старый, больной, желающий принести пользу своей смертью. Лучше уж пусть нас стариков выпускают в чужую атмосферу, чем молодых, которым жить и жить. А после нас сказали, что планета принадлежит грырхам, но они не против, если мы заселим два континента. Наш прекрасный и чудесный Рай, принадлежит чужим… Это было шоком для нас. После война… — он замолчал.

— Где нам надавали по ж…е, — со злостью в голосе продолжил Вано.

— Да, — встряхнулся Ганс от печальных воспоминаний. — Мы проиграли. Я был одним из первых добровольцем на смерть, но оказался слишком стар для жертвы. Но в последний раз жребий выпал мне принять руну. Вот и копчу до сих пор небо. И веришь, Малой, за все годы я никогда не лез вверх, так и остался сержантом. Но ты пойми, просто молчать уже не помогает. Я молчал, когда меня приняли за ублюдка, который девочку снасильничал, а все в тряпку молчали, потому что у урод к Первым Семьям принадлежит. Я снова молчал, когда мне пожизненное дали, х… с ним, виноват, не надо было отрывать уроду голову прямо в зале суда. Но, бл… когда этот мир, который я строил и за который умирал, творит полный беспредел?! Б… когда какой-то паршивый слизень посылает нас на х…?! Короче, мы помним кто такие Строговы! А теперь и они вспомнят, так что с сегодняшнего дня ты абсолютно свободен, — добродушно закончил он.

Ярослав не верил, что весь этот террор, устроенный бывшими космовдесантниками, в его честь или в память родителей. Он может и соображал не быстро, но тупицей не был. Мгновенный ответ на действия Макарцева был явно давно подготовлен. Планы самой крепкой тюрьмы Земли, диспозиция охраны директора СБ, а ещё точечные удары по определённым людям. Чтобы не говорил этот гигант, случай с Яром просто послужил спусковым крючком давно подготовленной операции. Не испытывал парень благодарности к ним, в нём росла злость. Использовали, как куклу!

— Спасибо, Ганс, — пожал он протянутую лапу. — Я могу идти домой?

— Ха, какой быстрый, — засмеялся здоровяк. — Сейчас через пару часиков Таран Тахакаси заедет, он тебя и заберёт.