— Почему вы меня не спрашиваете, дядя, как сажают капусту, огурцы и картошку? — Гавриэл говорил быстро, напористо, не переводя дыхания, охваченный желанием показать приобретенные знания по агрономии. Вдруг он перепрыгнул через все сады и огороды прямо к Торе. — Устройте мне экзамен, дядя, по трактату «Хулин»[173]
и по законам кошерного убоя скота и птицы, изложенным в книге «Йоре деа», по законам о нечистой пище, по законам мясного и молочного. Если хотите, можете проэкзаменовать меня и по трем вратам — «Бава кама», «Бава мециа» и «Бава басра»[174].— Не хочу, не хочу, — сказал вроде бы шутливо Борух-Исер, выпуская из липких пальцев рыбью голову. — Я могу устроить тебе экзамен по ведению сельского хозяйства. Экзамены по изучению Торы тебе, братишка, будут устраивать двинский[175]
раввин, рогачевский[176] илуй[177] или твои виленские раввины, но не я.Мать Гавриэла улыбалась счастливо и одновременно печально. Ей бы больше понравилось, если бы ее сын продемонстрировал свои знания только по Торе. Сестра тоже улыбалась, но с презрением. Она стыдилась, что ее старший брат, парень двадцати одного года от роду, ведет себя как мальчишка. Ее Мулик гораздо солиднее. Он не хвастается. Сквозь легкий пар, поднимавшийся над поданной тарелкой горячего бульона, Борух-Исер смотрел на высокий, выдающий способности к изучению Торы лоб племянника и на его маленькие свежие губы с детским подбородком, как будто сомневался теперь, годится ли такой парень быть мужем его дочери и заниматься сельским хозяйством. Через стены сукки дул прохладный ветерок, сквозь хвою, служившую ей крышей, проглядывало темно-синее небо. В свете лампы и праздничных свечей в подсвечнике глаза дяди искрились от выпитого вина, а щеки жирно блестели. Он ел с наслаждением, наклонившись над тарелкой и не переставая разговаривать с племянником, и в то же самое время бросал короткие взгляды на свою невестку Басшеву, пытаясь понять, какое впечатление производят на нее его слова:
— Специалист по сельскому хозяйству с образованием, готовый агроном — это не мелочь. Однако главное — практика, особенно когда агроном — горожанин и знает свою специальность только по книгам. Невозможно научиться по книжкам ощущать и распознавать запах земли и различных растений. Взять хоть самые обыденные вещи — как запрягать и распрягать лошадь, разбросать навоз по полю, как расставить рабочих и руководить ими — этому, братишка, на курсах не научишься. Для этого надо рыть носом землю. Надо самому присутствовать при кормлении скота, птицы, при подрезании деревьев в садах и при работе в огородах.
— То же самое я и говорю все время! — воскликнул Гавриэл и рассказал дяде, что еврейские студенты-агрономы обращались к еврейским землевладельцам по всей Польше, чтобы те взяли их в качестве практикантов, потому что польские помещики их не берут. Поэтому если у еврейского студента-агронома есть родственник, занимающийся сельским хозяйством, то он просто счастливец.
— Смотри, Габик, на такое счастье тебе не стоит зариться, — вроде бы пошутила Басшева, собирая со стола пустые тарелки. — Если бы ты захотел стать раввином и получить практику в вынесении решений по поводу галохических вопросов, перед тобой широко распахнулись бы все двери каждого бейс дина[178]
. Иноверцы туда попасть не стараются.Сын хотел ответить, но заметил, что дядя подмигнул ему в знак того, что стоит промолчать. Гавриэл ощутил жар во всем теле, и одновременно ему стало весело на сердце, как будто шаловливый взгляд дяди каким-то хитроумным способом уже распилил решетку его темницы. Чтобы поднять всем настроение, Борух-Исер принялся шутить с сердитой скучающей племянницей и спросил ее, покажет ли она ему своего жениха. Асна продолжала молчать. Ее мать тоже больше уже не вмешивалась. Басшева думала о своем муже, который перед смертью хотел услышать от дочери, что она выйдет замуж за молодого человека, посвятившего себя изучению Торы. Асна хотя бы ничего не обещала, а Гавриэл поклялся — и все же дядя хочет помочь ему нарушить клятву. Вдова подала на стол и сама решила отведать праздничных блюд, но губы ее оставались пересохшими, как во время поста.
В первый день праздника Кущей дядя и племянник пошли утром молиться в Кайдановскую хасидскую молельню. Услыхав, что гость — младший брат Шлойме-Залмана Раппопорта, хасиды искренне приветствовали его, а Гавриэла поучали и упрекали: зачем он ведет себя, как шейгец?[179]
Его отец был умным евреем. Только перед смертью он ошибся. Если уж забирать сына из университета и отдавать на учебу к ребе, можно ведь было найти хасидского ребе, а не миснагида, какого-то там лавочника Зеликмана.