Синайский гобелен

За два рейса Дженнингс вывез пятьдесят восемь тысяч беженцев. Английские и американские ВМС тоже начали эвакуировать беженцев, и к концу октября их было вывезено двести тысяч. К концу года около миллиона людей бежали из Турции в Грецию, привезя с собой эпидемии тифа, малярии, трахомы и оспы.

Количество погибших в Смирне достигло ста тысяч человек.

Или, как сказал американский консул в Смирне: я вынес из всего этого одно-единственное впечатление — чувство крайнего стыда за принадлежность к роду человеческому.

Или, как сказал один американец, работавший в Смирне учителем: некоторые люди здесь повинны в недозволенных актах гуманизма.

Или, как сказал Гитлер за несколько дней до того, как его танковые части ворвались в Польшу: в конце концов, кто сегодня вспоминает об уничтожении армян? Мир верит только победителям.

* * *

Стерн в конце концов сумел их вывезти. Ночью они вышли в море на маленьком суденышке, Сиви и Тереза забылись тяжелым сном на койках в трюме, то и дело будя друг друга своими причитаниями, Стерн и О'Салливан сидели на палубе, привалившись к рубке, а Хадж Гарун пристроился на носу, откуда ему открывался беспрепятственный вид на море.

Море было спокойным, редкие волны тихо покачивали лодку, и только один из путешественников не спал в ту ночь до самой зари, и его не тревожили кошмары, в отличие от его спутников. Потому что, в отличие от них, он ехал домой и дома своего никогда не менял.

Они могут плести резню на улицах, но какое это, в конце концов, имеет значение? Ведь другая ткань, ткань жизни, тоже сплетается нескончаемо, и когда они сжигают один город, из руин поднимается другой. Гора становится только больше и еще величественнее возвышается над равнинами и пустынями.

Хадж Гарун посмотрел на свое родимое пятно. Теперь оно поблекло и стало вновь размытой полосой темных и светлых узоров, картой без границ. Он обернулся на двух спящих на палубе. Прислушался к мучительным возгласам внизу и печально покачал головой.

Почему они не поняли?

Было же так ясно.

Почему они не увидели?

Исполненный счастья, Хадж Гарун повернулся к востоку, где занимался тусклый свет утренней зари. Он поправил свой шлем, аккуратно разгладил одежду. Город мог появиться в любую секунду, и он хотел приготовиться, чтобы быть достойным этого восхитительного зрелища.

Он торжественно ждал. С гордостью искал на горизонте блики Священного города, старых крепких стен и тяжелых ворот, сверкающих куполов, башен и минаретов, несокрушимых, всегда золотых в первых лучах дневного света.

Глава 21

Каир, 1942

Жест. Фотография. И смерть.

Так закончилось путешествие Стерна, в пустыне в окрестностях Каира, где они с Мод сидели, проговорив всю ночь до рассвета.

После этого тоже были события, сказал он. Возможно, тебе будет интересно про них услышать.

Нет, и так уже слишком. На сегодня хватит.

Но я должен сказать о них сейчас, да и вообще, это хорошие новости. После нашей первой встречи в Турции я съездил в Иерусалим и повидался с Джо. Я сказал, что на самом деле ты рассталась с ним в 1921 году потому, что боялась его потерять. Потому что очень любила его и боялась потерять эту любовь, как это бывало с тобой раньше.

Не надо, Стерн. Все это уже давно в прошлом.

Нет, послушай, он все понял. Он сказал, что не может вернуться, но что он понимает тебя. Потом мы говорили о Синайской Библии. Он перед тем искал ее двенадцать лет до самого 1933 года, она стала для него смыслом жизни. Я, конечно, зная об этом, и я тогда сказал ему, где искать. В Армянском квартале.

Так ты всегда знал, что она там.

Да.

И все-таки сам никогда ее там не искал.

Нет. Я не мог. У меня всегда было ощущение, что найти ее должен не я. И все равно после нашего разговора он сказал, что думает прекратить поиски и уехать из Иерусалима.

Почему?