Синдикат

Я спохватилась, долго виляла хвостом, стараясь загладить ошибку. Но вызвал он меня, конечно, не за этим.

— Ты вот, я знаю, получила высшее музыкальное образование, — сказал Клава. — Тогда скажи мне: сколько Израилю нужно оперных певцов?

Я выдержала паузу. Мой любимый начальник часто ставил передо мной неразрешимые вопросы.

— Понимаешь… к этому делу нельзя подходить с наскоку.

— Вот опять! — воскликнул он. — Опять ты крутишь, изворачиваешься, и слова простого от тебя не добьешься! Отвечай мне по-военному: сколько!

— Да ты объясни сначала — для чего тебе!

Он вывалил в корзину под столом полную пепельницу окурков, тут же закурил новую сигарету. Всегда он при мне курил, хотя я угрожала выйти, кашляла, жаловалась и стонала… Он спохватывался, гасил сигарету, гонял, чертыхаясь, огромной мягкой ладонью дым, и сразу же рассеянно закуривал новую…

— Был я в Центре, у Верховного… Зашел, как всегда, разговор о… ну, ты понимаешь — с какой стороны там меня трахают… Словом, то, се, Верховный и говорит: — слушай, чем у тебя там, в России, занимаются твои синдики? Ни хера, мол, они не делают! Вот, Иммануэль недавно был в опере, и говорит, что там требуются восемьдесят пять оперных певцов!.. Почему твои мудозвоны не объявят призыв на Восхождение

оперных певцов? Чего это, говорит, они собирают по крохам каких-то механиков, программистов… всякую мелочь?..

Ну, я скажу тебе: никогда не был в опере. Я ее не люблю… Но любопытство меня взяло, пошел я… Здание красивое, ничего не скажешь… если согнать туда певцов, и чтобы встали плечо к плечу, то не меньше тысяч десяти народу, думаю, утрамбуется… Захожу к директору, спрашиваю: тебе нужны восемьдесят пять оперных певцов? Он вытаращился, говорит — ты в своем уме? Я вчера двоих последних уволил. — А кто же тебе нужен, — спрашиваю?

— А вот этот… — и руками так перебирает, как будто на веревке поднимает в окно корзину с яблоками. Я понял, он имел в виду этого, который занавес опускает… Ну, мы с ним поговорили… Я разного поднабрался… Погоди, вот тут у меня написано: «Мадам… Батерфляй»… «Пинкер… линкер…» кто это — «Пинкертон?» А, вот еще — «Аттила!»

— Может, «Отелло»? — спросила я.

— Нет, тут ясно написано — «Аттила»…

— Это опера Верди…

Он вздохнул, выбросил бумажку в корзину…

— Слушай, ты отмалчиваешься, а я хочу знать: как тебе идея с этим ледовым шоу, что нам впаривает Норувим?

— Денег жалко.

— А ты не жалей! Мне нужно, чтобы все гремело, сверкало, знаешь — как на военном параде! Норувим притащит мэра, этого, лысого, как я… Мне надо отчитываться перед Иерусалимом. Знаешь, сколько задниц усядутся в «Лужниках»? Тысяч семь. Будет большой бум — столько народу! Мы пригласим парочку тузов из Израиля. Может, Президент приедет… Я, так и быть, дам Послу сказать пару слов, пусть просрется!

— …ну, разве что ради этого… Но ты представляешь, сколько вытянет на такой бум в «Лужниках» Ной Рувимыч?

— Ничего, вчера мы с ним опять сидели в «Лицее» — ты была там? Официанты идиоты и ряженые, а кухня — говно, и я сказал — не больше шестидесяти тысяч. Шестьдесят тысяч и точка! Он согласен. Он притащит знаменитых певцов!..

— Он притащит Фиру Ватник!..

— …он называл ансамбль… этот… забыл название… Я мало понимаю в музыке… Ну, это такая группа, там три манды и один поц… Нет, там, кажется, четыре манды и два поца… Ну, что ты вскакиваешь? Ты уже должна идти? — он вздохнул, взглянул на часы… — Нет, знаешь, я люблю военные песни, вот такие… — и еще минут десять напевал мне тот или иной мотив, дирижируя сам себе рукой с зажатой между пальцами сигаретой, каждый раз спрашивая — а это помнишь? А это? А вот это?.. И каждый раз я отвечала — нет, Клавдий, я не могу это помнить… Во-первых, я не служила в ЦАХАЛе, во-вторых…

— Значит, ты понимаешь в музыке еще меньше, чем я, — сказал он, вздохнув.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Из «Базы данных обращений в Синдикат».

Департамент Фенечек-Тусовок.

Обращение №2.898:

Исполненный величия бас:

— Вам не нужен композитор в штате Синдиката?

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

— А что, Ильинишна, с утра у вас там очередь вьется?

Я пристегивала ремень безопасности под насмешливым взглядом Славы. Я всегда упрямо пристегивала ремень безопасности. Израильская привычка: большие штрафы.

— Какая очередь, Слава?

— Ну, дак, за сараюшкой… На заднем дворе… Я случайно сунулся, смотрю: народ стоит, человек двадцать… Это они там чего дожидаются? Путевки в рай?

«Ну, почти…» — подумала я. Вслух проговорила неохотно:

— Да нет… Это восходящие… Те, кто готовятся… Они кровь на анализ сдают…

— Что за анализ-то? На холеру?

— Да нет… на принадлежность к колену…