Синдром Е

– Во время обыска у Манёвра нашли многочисленные списки фильмов, перемещавшихся по всему миру из одного архивного центра в другой. Помнишь, твой шеф говорил о сайте ФИАФ, Международной федерации киноархивов? Так вот, именно на этом сайте Манёвр два года назад обнаружил сведения о нашей бобине. Он немедленно обратился в ФИАФ и сделал запрос на фильмы пятьдесят пятого года. Оказалось, что именно ту пленку, которую он искал, кто-то уже успел стибрить. И этот кто-то – хорошо нам известный коллекционер.

– Шпильман.

– Разумеется, Шпильман. Казалось бы, облом: будучи почти у цели, Манёвр снова потерял след фильма. Да, но у него все-таки осталась надежда раздобыть его. Он продолжал поиски, наблюдал за продажами и покупками фильмов, читал объявления в газетах – главным образом бельгийских. Видимо, так и набрел на объявление, которое после смерти старика-коллекционера отправил в редакцию его сын. И явился к Люку.

– Тратить столько сил на поиски короткометражки…

– Пока копии злосчастной короткометражки бродят по свету, Шатель не чувствовал себя в безопасности, равно как и все, кто был замешан в этих темных делах. Манёвр – пешка, простой исполнитель. Как, может быть, и Шатель по сравнению с теми, кто правил бал на самом высоком уровне.

– Но на этот раз против легиона будет начато официальное расследование?

– Да. Можно надеяться, что языки развяжутся и что многое удастся найти при обысках. Только ведь не стоит забывать, что у нас двое убийц. Одним был Манёвр – убийца-киношник, а другой… другой, тот, кто забирал мозги, наверное, найдется в этом списке. Возможно, он действовал в Египте один, потому что Манёвр шестнадцать лет назад был совсем еще мальчишкой.

Когда комиссар договаривал последние слова, Люси взялась наконец за свою водку с соком, и усталые ее глаза заблестели. В приглушенном свете черты лица Шарко казались менее резкими, тихо, пропадая где-то в отдалении, играла музыка, все здесь успокаивало, убаюкивало, но и способствовало обольщению… Люси нашла в кармане фотографию, протянула ее Франку:

– Я же вам еще не показывала своих куколок? Вот они, мои сокровища, – мне их так не хватает! Сегодня я еще острее, чем всегда, чувствую, что не создана для того, чтобы уезжать от них…

Шарко взял в руки снимок и стал рассматривать его с такой нежностью, какой Люси у него еще не видела.

– Жюльетта справа, Клара слева?

– Наоборот. Если вглядеться хорошенько, можно заметить, что у Клары маленький дефект радужки: черное пятнышко в форме груши.

Комиссар вернул ей фотографию.

– А их отец?

– Давным-давно скрылся из виду.

Люси вздохнула, сжала в руках стакан.

– Это расследование плохо действует на меня, комиссар. Потому что я, глядя на снимок, вижу не Клару и Жюльетту, а Алису Тонкен, Лидию Окар и всех остальных девочек. Маленьких испуганных девочек. Они везде со мной, днем и ночью. Я вижу их лица, я ощущаю их ужас, я слышу их крики, когда они набрасываются на несчастных зверюшек…

– У всех нас свои призраки. Призраки, которые уйдут после того, как с нашим делом будет покончено. Когда все двери закроются – тогда и оставят тебя в покое.

Они помолчали. Люси, глядя в пространство, кивнула.

– А у вас, комиссар? В вашей жизни еще остались открытые двери?

Шарко покрутил обручальное кольцо на пальце.

– Да… Большая, огромная дверь, которую мне очень хотелось бы закрыть. Но не удается. Может быть, потому не удается, что в глубине души я жажду, чтобы она так и осталась открытой.

Люси поставила стакан и наклонилась вперед. Между ее губами и губами мужчины, которого ей до смерти хотелось поцеловать, оставалось всего несколько сантиметров.

– Я знаю, о какой двери вы говорите. И может быть, сумела бы помочь вам закрыть ее.

Шарко ответил не сразу. Желание отстраниться, встать и уйти боролось в нем с куда более сильным желанием остаться.

– Ты на самом деле в это веришь?

Она наклонилась еще ниже и прикоснулась-таки губами к его губам. Поцеловала. Шарко закрыл глаза, оцепенел. Все его чувства замерли, он словно перестал дышать, он уже не дышал так долго, что это становилось опасно.

Он открыл глаза:

– А ведь у того, что может произойти, почти наверняка нет будущего. Ты это понимаешь?

– Я думаю, что будущее как раз есть. Но пока… давайте дадим шанс настоящему?

После смерти жены он ни разу не видел обнаженной женщины и сейчас почти застеснялся. Гибкое душистое тело, скользнув в полумраке, прильнуло к его телу. Нежные, но алчные руки теребили пуговицы на его рубашке. Внутри у него разгорался огонь, он и не пытался сопротивляться, и все же Люси почувствовала, что он скован, что какое-то неуловимое воздействие мешает ему расслабиться, забыться.

– Тебя что-то смущает? Что-то не так? – шепнула она на ухо Франку.

– Да вот…

Шарко высвободился из ее рук, метнулся к стоявшему у кровати стулу, развернул его, схватил с сиденья паровозик с черной вагонеткой для дров и угля и засунул его в тумбочку. Коробка с засахаренными каштанами отправилась следом. Только после этого он вернулся к Люси, стиснул в объятиях и грубовато завалил на постель. Люси хихикнула: