Синдром Кассандры

— На спасибо сигарет не купишь. С вас, прекрасная леди, два империала.

— За что?

— Как за что? Естественно, за справку. Справка тоже денег стоит, молодая леди.

— Вот у вас законы-то…

— Не у вас, а у нас. Не забывайте, пожалуйста, но это и ваш мир тоже.

— Вот, возьми, — Зоя протянула сатиру, порывшись в сумке, две монетки.

— Сигаретки еще не будет?

— Будет. Только одна сигарета равна одному империалу.

— А недавно просто так отдала.

— Но недавно я не знала, что за совет денег берут.

— Быстро учишься. Далеко пойдешь.

Вспомнив, что метро еще работает, Зоя решила посетить тетю Альберту, припомнив, что та говорила, что ведет практику и тут и там.

Метро было и тут таким же, как обычно. Те же станции, те же поезда, вот только машинист был необычный. Насколько она помнила курс легенд и фольклора, была честно уверена в том, что в личине машиниста прятался кобольд. Зоя не задумывалась, что будет, когда она попадет к ведунье. Она не задумывалась даже над тем, что тетя Альберта может жить не там, где практикует. Сейчас для девушки была только одна цель — добраться до станции метро «Молодежная». Все остальные проблемы она думала решать по мере их возникновения.

— Девушка, вы время не подскажете?

Зоя открыла уже закрывающиеся глаза и увидела перед собой ослепительно красивого молодого юношу.

— Даже и не думай. Я не стану с тобой спать, и тем более тебе не удастся пополнить свое состояние моей энергией.

— Да я ничего такого не думал. Просто хотел время узнать.

— Инкуб, — это слово Зоя сказала, как подчеркнула красной ручкой, — ты можешь кому угодно объяснять про часы, время и другую интереснейшую ахинею, но только не мне. Я из той породы людей, которая видит вашего брата насквозь. Так что дурочек в подворотнях совращай.

— Извините, я не знал, что вы ведунья, прошу прощения, — инкуб склонил голову в поклоне.

Зоя закрыла глаза и резко их открыла обратно. Перед взором остались видна горящая дата «30 июля».

— Кстати, тридцатое июля — день траура по тебе, год точно не разглядела, — бросила девушка в спину удаляющемуся инкубу, и дата погасла.

Тот вздрогнул, обернулся и посмотрел вопросительно на Зою.

— У меня синдром Кассандры.

— Тьфу ты, нечисть какая! — сплюнул инкуб. — Идиотка…

Он развернулся и пошел в другой конец вагона. И с каждым шагом плечи его опускались все ниже и ниже.

Рядом что-то зашуршало, и боковым зрением Зоя заметила, как разношерстная публика на ее скамейке начала потихоньку отодвигаться от нее, как от прокаженной. Одна кривенькая бабушка с большой бородавкой на носу, проходя мимо, обратилась к девушке:

— Что ты отшила этого наглеца, это правильно. Но дату смерти говорить было глупо и неразумно. Такие вещи вообще не говорят без убедительной просьбы. Синдром, конечно, синдромом, но люди, когда гриппом болеют, платочек с собой носят, чтоб не кашлять на других. Так что учись молчать, милочка, иначе ляпнешь такое кому-нибудь поопаснее и посильнее, а он в ярости и гневе тебе милую головушку снесет. Тут не только такие сопляки водятся.

— Да не могу я, бабушка, молчать. Прет это из меня.

— Молчать не можешь — язык проглоти или вырви. Без языка-то жить можно, а без головы только привидениям обходиться свойственно.

— Но…

— Молчи, дура. Я сама вижу, что ты видишь сейчас. Проглоти язык свой поганый и молчи. Не все правду знать хотят, иная правда острее лжи по сердцу режет.

Зоя хотела сказать что-то в ответ, но слова комом колючек застряли в глотке.

— Вот так-то лучше. Научить молчать тебя, доченька?

Комок из горла не исчез, потому девушке оставалось только кивнуть, что она и сделала.

— Ну, тогда поехали со мной, милая. Будем учиться врать и использовать твой дар на благо себе, а не во вред.

Квартирка бабушки Златы была не похожа на все виданные Зоей до этого квартиры. Вроде бы все убрано и разложено по полочкам, как у добротной хозяйки, но создается такое ощущение, что квартира вывернута вверх дном. Вроде и подметено везде и даже вымыто, пыли нигде не видно, но появления таракана или паучка ждешь, как только входишь в прихожую. Странная эта квартира была. Мебель стоит антикварная, дорогая на вид, но застелена белою тканью, как это делают в доме покойника или музеях, чтобы пыль не потревожила дорогую обивку.

— Ну что, Зоя, будешь моей ученицей, а я тебя буду учить, кормить и одевать. Работы-то у тебя, как я посмотрю, нет. Да и родня тебя видеть не особо-то и желает. А мне уже пора себе ученицу заводить и мастерство передавать. Ты же знаешь, час мой близко уже.

Зоя кивнула, так как комок в горле до сих пор не проходил и мешал говорить.

— Ты про комок-то свой не думай. Это я наложила. Тебе молчать учиться надо, вот научишься — и сниму с тебя кляп-заговор. А пока, если что сказать хочешь, ты или руками объясни, или напиши, или на худой конец нарисуй. Правда-то слово любит, да скорого выговора, без обдумывания. А ты, дитятко, пока напишешь или нарисуешь, того гляди, образумишься и подумаешь, показывать сии творения кому-либо или не стоит. Кушать этот кляп мешать не будет.