Синдром отличницы (СИ)

Перекинув лямку через плечо, я пошла к автобусу. Ниллу забирал ее старший брат, который работал лаборантом, а мне оставалось провожать ее взглядом, а затем трястись полчаса до нашего дома в восточном районе Каптики.

Для стажерки я была странновата. В двадцать лет, имея кое-какой опыт, я могла рассчитывать на оплачиваемую работу, однако, мой выбор собственного пути и будущности ограничивался лишь рекомендациями по уходу за больной матерью. Нам прописали смену климата, и мы решили выбрать Каптику. Вернее, моя бабка, Дейна Морис, так решила. Здесь прошла часть ее жизни, та самая романтическая часть, ознаменовавшаяся долгожданной свадьбой. И это предопределило многое, потому как с ба никто не решался спорить.

Наш двухэтажный дом был редко наполнен суетой или каким-либо воодушевлением. Ба часто читала маме, сидя в кресле-качалке на террасе на заднем крыльце, попивая крепкий бренди или не менее крепкий чай с бергамотом и льдом. Она покачивалась в кресле, спустив очки в прозрачной оправе на кончик носа, и медленно читала какой-нибудь бульварный роман. Однако маме всегда нравились эти мгновения спокойного уединения. И мне нравились, иначе бы я не спешила, отбросив сумку, на задний двор и не садилась бы на лавку, закидывая ноги на подлокотники.

Перед ужином мы читали молитву. Эта традиция повелась еще с тех времен, когда только случилась мамина болезнь. Ба верила, что взывание к небесам могло помочь матери исцелиться. А мама, будучи ученым, позволяла нам в это верить и со снисхождением наблюдала, как бабушка возносит молитвы.

Дейне Морис было уже семьдесят восемь лет. Моя мать была у нее поздним ребенком, ожидаемым и любимым. Через год после ее рождения не стало деда. К слову, у нас уже не одно поколение женщин оставалось без мужчин. Моя мать никогда не говорила об отце. Она родила в шестнадцать, еще учась в старших классах, так что моим отцом мог быть какой-нибудь прыщавый школьник, забывший об элементарных средствах контрацепции. Однако наличие ребенка не помешало ей окончить школу, поступить в университет и стать одним из самых успешных медиков.

Моя комната, в отличие от остального дома, была островком безумия. Мне разрешили изменить ее так, как мне захочется, при условии, что я не стану ныть о занудности интерьера других комнат, которые после переезда никто так и не тронул. Я сама выбирала обои и постеры для своей обители, а так же полку для книг, которые исчислялись десятками. Будучи человеком общительным, я, между тем, не могла связать и двух слов, попадая в компанию сверстников, поэтому предпочитала книги. И читала я все: начиная кулинарией и заканчивая научными изысканиями.

Но сейчас, после переезда в Каптику, весь мой мир крутился вокруг исследовательской лаборатории, в которую я была зачислена стажером. Группы из двенадцати человек были сформированы еще в начале года, и руководителю одной из них, доктору Баргеру, присутствие меня в зоне его комфортного пребывания только портило настроение. Будучи человеком практичным, он долго и скрупулезно приглядывался ко мне, прежде чем допустить до исследований, которые были назначены его стажерам. Мы занимались тем, что выращивали какой-нибудь новый трансгенный сорт кукурузы, что само по себе было делом скучным до колик. Однако это был шаг вперед. Для меня — весьма ощутимый.

Я обычно заканчивала около шести. Мы уходили вместе с Баргером, потому что он всегда дожидался, когда его стажеры выметутся вон из святая святых и запирал лабораторию на ключ. Он никогда не предлагал подвезти меня, хотя жил в восточном районе. Впрочем, он относился к тем людям, которые старались держаться особняком. Ему вполне хватало моего ежедневного десятичасового присутствия, чтобы продлять его на лишних полчаса.

Автобус обычно приходил в шесть пятнадцать, и я заходила в мини-маркет за пакетиком фруктовых леденцов, которые имела привычку грызть в дороге. Мой путь до остановки никогда не отличался чем-то примечательным. Доходя до лавочек, я обычно вскрывала пакет, разворачивала одну из конфет и закидывала в рот. Но на сей раз мне было не суждено насладиться вкусом любимых леденцов.

С ходу я столкнулась с кем-то, выронила лакомство со стоном: «Проклятье…», а затем вскинула полные негодования глаза.

У вас в руках когда-нибудь взрывалась петарда? Да так, что глаза заволакивало на пару мгновений, сердце замирало от страха, а вы сами бледнели, представляя, что лишились половины пальцев?

Так вот: эта встреча была подобна взрыву петарды.

— Прости, — приятная улыбка скользнула по карамельным губам Питта.

Какого черта он делает здесь? В опасной близости от такой, как я?

Леденцы валяются на асфальте, как часть тротуара. Их никто не спешит собирать обратно в пакет, ибо их стоимость всего пару монет, а это ничтожно мало для Питта, невзирая на то, что вполне бьет меня по карману. Впрочем, я тоже делаю вид, что не замечаю их.

— Ты ведь Лимма, так?

— Да, — я могу говорить только тогда, когда не смотрю в голубые глаза этого парня.