Синдром отличницы (СИ)

— А вдруг это заблуждение? Тебе двадцать лет, Лимма. Пубертатный период у ситайских девочек довольно сложный процесс и затягивается вплоть до двадцати пяти лет. Частые перепады настроения, инфантилизм, стрессы объясняются активными выбросами гормонов в кровь. По закону, действовавшему в Лиртоне, ситайцы считались совершеннолетними лишь с тридцати лет.

— Это было много лет назад до вступления Лиртона в альянс, — произнесла я, смертельно краснея. — Я родилась в Элентропе.

— Физиологически люди и ситайцы имеют некоторые отличия…

— Я прекрасно знаю об этом.

Чем язвительнее говорил Такер, тем паршивее становилось мне. Все то отвратительное, грязное и неприличное, что стояло между нашими расами он вытягивал на поверхность с нескрываемым смаком.

— Особенно это касается ситаек.

Я стиснула зубы, отводя взгляд в сторону.

— Некоторые различия строения тела, я имею в виду, — произнес мужчина, наслаждаясь тем, что окончательно раздавил меня. — Тебе неприятно говорить об этом?

— Вы… можете спрашивать о том, о чем сочтете нужным.

— Очень мило с твоей стороны. Ты всегда так легко соглашаешься с тем, что говорят другие?

Это собеседование напоминало изощренную пытку.

— Не понимаю, о чем вы…

— Я вижу, что — да. У твоих поступков есть рамки — это правильное, законопослушное поведение. А твои ожидания — это тихое, неспешное движение к тому, что ты считаешь для себя правильным? Решила, что биомедицина — это как раз то, что правильно и верно для тебя. Где я ошибся, Лимма?

Было это проницательностью или рациональной оценкой я не имела никакого понятия, но сказанное больно ударило меня по самолюбию.

— Что вы хотите от меня услышать? — я позволила себе легкую возмущенность в голосе.

— Лишь то, что ты осмелишься мне сказать.

Сложно не паниковать, когда не знаешь, что происходит и как вести себя в ответ на подобные выпады.

— У меня высокий ай-кью, я закончила экстерном…

— Я не об этом. Твою анкету я уже читал. Давай начнем вот с чего: расскажи мне о себе то, что я никогда бы не прочел в твоем досье.

Эта задачка поставила меня в тупик. В повисшем молчании я не гнушалась мыслями о сиюминутном самоубийстве.

— Я… я не знаю, что вы хотите… что сказать о себе.

— С твоим ай-кью грех не придумать что-нибудь, — прямая и уничижительная издевка.

— Эта задача не корректна. В досье указано все, чтобы оценить мои профессиональные качества.

— А я не хочу оценивать профессиональные, я хочу оценить личные.

— Я… упорная, рассудительная…

— … скучная, нудная и сомневающаяся…

Болезненный спазм перехватил мое горло, заставив шумно сглотнуть.

— Я не считаю себя… такой…

— А какой считаешь? Исключительной?

До этого момента возможно, но теперь я считала себя просто ничтожеством.

— Нет. Я…

— Нет? Значит, ты не считаешь себя лучшей из лучших?

— Мне есть чему учиться.

— Вот как… — протянул Такер, — что ж, есть масса возможностей делать это. Объясни мне одно: раз ты такая обычная, как и все, зачем ты мне?

— Я… — у меня взмокли ладони, и я увела руки за спину. — Я — хороший специалист.

— И что? — прокомментировал Такер. — Мне на почту ежедневно приходят резюме хороших специалистов, вроде тебя.

— У меня есть собственные разработки…

— Как и у многих других. Это ты считаешь своим преимуществом?

— Я бы могла быть вам полезна.

— Серьезно?

— Я могу предоставить результаты моих исследований.

Мужчина пару секунд глядел мне в глаза, будто спрашивая: «Это что, шутка?», а затем рассмеялся.

— Мое время слишком дорого, чтобы тратить его на подобные развлечения, Лимма.

— Мои исследования могут положить начало новому направлению в регенеративной медицине.

— У меня почта ломится от писем с подобным содержанием. Я обычно отправляю их в спам. Правда, никогда не слышал ничего подобного от двадцатилетней ситайской девочки.

Черт побери, я ситайка! И мне двадцать! Но разве это так очевидно говорит о том, что я не пригодна для науки?

Такер взглянул на часы, затем бросил Баргеру, который напряженно молчал все это время:

— У меня самолет через час, был рад поболтать с твоей протеже, но, надеюсь, ты понимаешь, каков будет мой ответ?

У меня едва не подкосились ноги. Я тоже взглянула на доктора Баргера, который прочистил горло и указал мне на дверь:

— Лимма, подожди, пожалуйста, в зале, — его тон говорил о многом, в частности о том, что шансы получить работу в Вейсмунде ничтожно малы.

Я молча вышла за дверь, с безудержным желанием — разрыдаться. Таким ничтожеством я не ощущала себя ни разу. Я даже рта не посмела раскрыть, чтобы возразить Такеру.

Бродить по коридору было еще хуже, чем находится в той комнате. Я изводила себя бесконечными придирками. Возможно, я не так стояла или не с тем выражением лица, не в том платье, наконец. Может, у меня был вид полной дуры. Кто отрицает, я вела себя так, будто у меня ампутировали часть мозга.

Четверть часа потребовалась Баргеру, чтобы прийти к какому-то решению. Дверь распахнулась, он выскочил красный и злой и принялся ходить взад-вперед, кусая ноготь большого пальца.

— Видимо, я все испортила, — догадалась я. — Этого следовало ожидать.