Дышу раскрытым ртом, а затем падаю на колени в снег, погружаю в него пальцы, сжимаю кулаки. На душе так горько, что хочется выть.
Опустошенность.
Я просто ложусь калачиком и гляжу на искрящийся хрусталь перед собой. И мне не холодно, несмотря на то, что я ситайка, а морозы в Вейсмунде крепкие.
Я знала, что этот день настанет, но все-равно оказалась не готова. Впрочем, разве можно подготовиться к подобному?
Мое дыхание становиться хриплым, а пальцы на руках красными от стужи. Я продолжаю скрести ими снег, чувствуя тугую боль.
От здания общежития до лаборатории не больше ста метров. Надеюсь, никто из сотрудников не задержался допоздна.
Хочется спать. Внезапно понимаю, что я совершенно забыла о куртке. Впрочем, мне не холодно. Просто закрыть бы глаза… я так устала.
Мама верила в меня. Я не оправдала ее надежд. Глупо было думать, что я могла стать такой же, как она. Гарверд Лессон никогда не сдавалась. Она не сдалась даже болезни. А я сдаюсь постоянно.
Кажется, с неба срываются крошечные снежинки. Ветра нет — они летят плавно, медленно. Я поднимаю взгляд, чтобы насладиться этим зрелищем, а затем закрываю глаза.
«Сладких снов, дорогая мамочка, спи спокойно…»
Глава 21
Тело лихорадочно горит.
Вязкая тяжелая сонливость все еще не отпускает.
— Маленькая дуреха, — слышу тревожное бормотание, — решила покончить с собой под моими окнами?
Нет никаких сил, чтобы ответить.
— Черт бы тебя побрал, Лессон!
Доктор Такер… почему жизнь постоянно сталкивает меня с ним? Быть может, я должна понять, что биомедицина это не для ситаек?
— Ну же, Лимма, помоги мне, — строго произносит он, приподнимая меня.
Его ладони под моими лопатками.
— Дьявол! — ругается, понимая, что я не желаю даже шевелиться.
Мужчина укутывает меня во что-то, затем берет на руки.
Он быстро несет меня — надо мной мелькает свет. Я приоткрываю глаза и наблюдаю, как завороженная, как светлеет небо, а снег уже валит, как прежде, крупными хлопьями.
Такер сажает меня в машину, включает подогрев, тесно кутает в собственное пальто и растирает мне руки.
— Ты сказала, что собралась в Каптику, а не на тот свет, — отчитывает меня. — Что, если бы я тебя не заметил?
Мне абсолютно все-равно, что было бы со мной тогда.
Мужчина садиться за руль, и мы едем. Я лениво смотрю в окно. Не могу говорить, у меня дрожит подбородок. Ноги и руки пронзают тысячи раскаленных иголок. Лучше бы я умерла.
Похоже, я задремала, ибо следующее, что вижу — потолок с маленькими лампами похожими на звезды. Такер внес меня в теплую квартиру — его квартиру. Дверь толкнул ногой. Зажегся свет.
Перво-наперво мы посетили ванную. Мужчина усадил меня на пол, включил воду, стал быстро раздевать. Стянул с меня толстовку, затем джинсы, оставив лишь в белье.
Скажу сразу, это не было актом романтики и нежности. Сейчас этого мужчину не волновало мое тело, которое он преспокойно мог лицезреть без одежды. Он просто хотел меня согреть.
Вскоре я оказалась в теплой воде. Дрожа всем телом, сжалась, притянула к груди колени. С моих темных вьющихся волос текла вода.
Кей сел на пол, облокотился спиной о стену и не спускал с меня глаз.
— Ты что творишь? — наконец, спросил, видя, что я мало-помалу прихожу в себя.
Каково это показать постороннему человеку, тем более такому, как Такер, свою боль? Предстать перед ним полностью раздавленной, слабой и никчемной?
— В моей жизни не осталось ничего… — тихо вымолвила я. — Моя мама умерла. И меня не было рядом, хотя я должна была быть…
— Сожалею, — коротко вымолвил доктор, однако, его взгляд остался холодным, будто бы причина, сподвигшая меня к такому поведению, была недостаточно серьезной.
— Как вы можете быть таким бесчувственным…
— Я врач. Как бы ужасно это не прозвучало, с ее диагнозом каждый прожитый день — настоящее чудо. Не думаю, что ты должна была сидеть возле нее безотлучно.
Жестко!
Я хотела возмутиться, но вдруг поняла, что Такер слишком прямолинеен, чтобы лгать. Он говорил правду — ту, которая возвращала мне здравый смысл.
— Мама нуждалась во мне…
— Гарверд Лессон? — переспросил Такер. — Вряд ли. Она была слишком самодостаточной, чтобы нуждаться в ком-либо.
— Вы ее не знали.
— Мы несколько раз пересекались. Признаюсь, я фанател от твоей матери. Она была одним из лучших хирургов, которых я знал. Во всяком случае, лучше меня.
Я с удивлением посмотрела на Такера.
— Смерть она всегда индивидуальна, Лессон. Твоя мать была реалисткой, она знала свой диагноз и знала, как трудно с ним жить не только ей, но и близким.
Каким образом он нашел именно те слова, которые привели меня в чувства? Что он сделал такого, что я вдруг перестала себя корить?
Наконец, мне захотелось плакать. И я заплакала.
Такер не утешал меня, ничего не говорил. Он просто был рядом, будто давая понять: «все хорошо, Лессон». Я была благодарна ему за те десять минут полного спокойствия, в течение которых я предавалась своему горю.
Мне стало легче.
— Согрелась? — спросил мужчина, протягивая мне полотенце. — Сними с себя все и выходи. Я подожду за дверью.
Раздевшись до нага и замотавшись в полотенце, я вышла из ванной.