— Какая ты наблюдательная, Лессон. Но я действительно мало что представлял из себя. То, что казалось мне значимым и гениальным, теперь-то я понимаю, было совершенно банально. Мне потребовалось много работать, чтобы стать тем, кем я стал. И, знаешь, я даже благодарен твоей матери, что тогда все вышло именно так. Я когда-то грезил быть просто хирургом, сейчас все изменилось.
— Но вы и сейчас оперируете.
— Да. Но эту нишу уже заняла твоя мать. Гарверд Лессон не так просто обойти.
— А вам обязательно быть в чем-то первым?
Такер обратил на меня такой взгляд, что я поняла без слов — да, он хочет во всем быть первым. Лучшим из лучших.
— Тебе стоит повзрослеть, Лимма, — сказал он. — То, что ты считаешь свои исследования прорывом, на деле просто маленький шажок в никуда.
— Но мама в меня верила. Я должна была быть с ней, зря я уехала. Ее смерть…
— Смерть всегда индивидуальна, Лессон. Твоя мать была реалисткой, она знала свой диагноз и знала, как трудно с ним жить не только ей, но и близким.
Каким образом он нашел именно те слова, которые привели меня в чувство? Что он сделал такого, что я вдруг перестала себя корить?
Мы еще долго сидели молча. Наверно, Такер ждал от меня чего-то.
Наконец, мне захотелось плакать. И я заплакала.
Он не утешал, ничего не говорил. Он просто был рядом, будто давая понять: «все хорошо, Лессон». Я была благодарна ему за те десять минут полного спокойствия, в течение которых я предавалась своему горю.
Мне стало легче.
— Вода уже остыла, — сказал мужчина, протягивая мне полотенце. — Сними с себя все и выходи. Я подожду за дверью.
Раздевшись донага и замотавшись в полотенце, я вышла из ванной.
— Иди в гостиную, Лессон! — донесся с кухни голос Такера.
У него была большая и полупустая квартира. Холостяцкая. Чисто мужской стиль «ничего лишнего».
В гостиной стоял длинный темный раскладной диван, рядом журнальный столик и лампа на длинной ножке. Стены были отделаны кирпичной кладкой и покрашены в белый цвет. Напротив дивана располагался электрический камин.
Я замерла на входе.
Ни одной фотографии, никаких картин или банальных сувениров — ничего. На спинке дивана лежала мужская рубашка — вот и все.
Такер вошел следом, всучил большую чашку с горячим чаем.
— Иди сюда, — указал на диван. — Забирайся с ногами, я принесу одеяло.
Кто бы мог подумать, что этот человек окажется таким заботливым?
Я выполнила все, что он велел.
Такер вновь укутал меня, приказав:
— Пей.
И я послушно приникла к чашке.
— Знаешь, Лессон, ты очень милая, когда не язвишь и делаешь ровно то, что я тебе говорю, — улыбнулся он. — А теперь покажи свои ручки, хочу убедиться, что они еще на месте, — он коснулся моих прохладных, все еще красных пальцев: — Держи кружку обеими руками. Умница. Видишь, делать все правильно не так уж сложно.
— Я должна извиниться перед вами, — вымолвила тихо.
Кей включил камин. Искусственное пламя заплясало перед моими глазами.
— За что? — поинтересовался он.
— За все это.
— За то, что не дал тебе умереть в сугробе?
— За то, что я доставляю вам неприятности. Вам не должно быть дела до моих проблем.
— Ты прощена.
Тепло окутывало меня странной негой. Успокоением.
— Я, наверно, позвоню в такси, — произнесла, спуская на пол ноги. — Я и так доставила вам кучу неудобств.
Такер оторвался от камина, взглянул на меня.
— Ты хоть знаешь, который час?
— Нет.
— Тогда помалкивай.
— Но…
— Останешься, — безапелляционно заявил мужчина. — Я привезу тебе вещи и куртку, а пока ложись спать. Хочешь здесь, а хочешь в спальне.
— Здесь, — машинально ответила я.
— Отлично. А теперь посмотри на меня, — он коснулся моего подбородка. — Голова не болит? Не кружится?
— Нет.
— Озноб?
— Я в порядке.
— Уверена?
Не помню, чтобы хоть кто-то, помимо родных, проявлял обо мне подобное беспокойство.
— Да, спасибо.
— Постарайся уснуть, Лимма.
Я легла, дабы Такер убедился, насколько благодарно я следую его указаниям. Но стоило ему подняться, как я запаниковала.
— Доктор Такер! — я просто позвала его, не придумав ни одной причины, чтобы задержать его дольше.
— Что? Подоткнуть тебе одеяло, Лессон? — он, наверное, не умел разговаривать без этой дурацкой привычки язвить.
— Нет, я… просто…
— Просто так и скажи мне: я хочу, чтобы ты остался и посидел рядом со мной.
Мне казалось, я не имею права утруждать его. Ему, наверно, надоело со мной возиться. Но с другой стороны…
— Да.
— Что «да», Лимма?
— Я хочу, чтобы вы побыли со мной.
Мужчина сел на диван мне в ноги. Больше в этой комнате сидеть было не на чем.
— У вас нет даже телевизора, — вдруг заметила я.
Кей усмехнулся.
— Я провожу здесь не так много времени, чтобы его смотреть.
— Это в вашем характере.
— Что? — не понял мужчина.
— Полностью отдаваться работе. Вы — сухарь. Вы не хотите чувствовать. Моя мама была такой. Она говорила, что ради цели нужно от многого отказываться. От чувств тоже.
— Иногда от них не так просто отказаться, Лессон, — вымолвил мужчина.
— Но у вас получилось.
— Не уверен.
Я положила ладони под голову, глядя в камин.
— Я бы тоже хотела не чувствовать, — сказала совершенно серьезно.
— А как же Питт? Его это положение вещей сильно расстроит.