Синдром пьяного сердца

В автобусе уже спали все. В станицу мы приехали с темнотой, когда большинство жителей, собранных на пристани, тяпнули на радостях, что мероприятие закончилось, и разбрелись по домам, где их в спешном порядке опять собирали. Народу в клуб набралось немало. Но почему-то не оказалось света, и заседали при свечах, как в старое революционное время.

На трибуну, после докладчика, очень обстоятельного, который рассказал об успехах сельско-го хозяйства, но совсем забыл упомянуть про десант и про его историю, выпустили, наконец, и нашего участника давних революционных событий. Но он за долгую дорогу совсем вышел из строя и лишь испуганно озирался, стараясь понять, куда же его привели.

- Ну расскажите, расскажите нам, - попросил елейным голосом председатель, наш идео-логический знакомый. - Как это вы сумели... тогда... в девятнадцатом... взять станицу...

Старичок вздохнул, напрягся и вдруг жалобно произнес:

- А хрен его знает.

Зал затих, внимая очевидцу.

А тот помолчал, вспоминая что-то еще, и добавил:

- Они, значит, стреляют, а мы тоже, значит, стреляем... А потом этот... как его... написал... Десант, дескать... Красный... Такое вот дело. - И вдруг хрипло запел: - Сме-ло мы в бой пойдем...

Голос его сорвался, и он попросился в туалет. Участника опять взяли под руки и увели, а дальние потомки тех дедов, в которых, видимо, и стрелял наш старичок, дружно захлопали. Потом весь десант потащили в предбанник, где снова были накрыты столы, водка и много, много кур: колхоз со времен давнего десанта восстановился и уже имел свою птицеферму. Правда, до десанта, как выяснилось, тут и без фермы богато жили.

Вновь произносились тосты за нынешнюю, такую славную советскую жизнь, которую завоевали своей кровью наши героические деды. Но пилось уже неохотно, и кто-то, не выдержав праздника, сел в автобус и велел ехать в город, остальные, мол, сами разберутся, куда они хотят. Водитель, которому было все равно, кого возить, завел машину и уехал. Остальные же, выйдя из клуба и не обнаружив автобуса, подняли скандал: у одного пенсионера разыгрался диабет, а у другого схватило сердце... А главный участник исторических событий срочно попросился опять в туалет и надолго там закрылся.

Гости бродили по пятачку вокруг клуба и вяло матерились.

Автобус, спешно возвращенный из города по телефону, с водителем, который клял и нас, и десант, и все остальное, прибыл в два ночи. Десантники бросились к нему, отталкивая друг друга, чтобы занять себе места. И лишь на подъезде к городу кто-то вспомнил, что в суете забыли про главного участника десанта. Его, как рассказывают, нашли в туалете под утро, уснувшего с самой лучезарной и даже счастливой улыбкой, и отправили в город отдельным рейсом.

- Георгий, за тебя, что ли, - произнес я, наливая очередной наперсток и кладя крепкие капли на язык. Мы тогда с ним бойко прокатились через весь юг, а в родном городе Георгия мы сходили на тамошний базарчик и на память сфотографировались. На фото мы изображены вдвоем, мирные, тихие, как два голубка, это произошло как раз после десанта, и на наших физиономиях без труда можно обнаружить следы некоторой отвлеченности и даже просветления.

Ну, почти как у того старичка.

Фотография обрамлена по всем правилам провинциального искусства изящной виньеткой с цветочками ландыша и нижеследующей надписью: "ПРИВЕТ ИЗ КРАСНОДАРА".

Эту фотографию мы отправили в Париж нашему общему другу Толе Гладилину, и он был от нее в восторге.

- Гхы-гхы, - хохочет Шерман. - Если у нас замерять, то метр понадобится!

И весь стол захлебывается, смешно им, что сантиметриком алкоголь мерят! Задумчиво улыбается Шапиро, и Поленов скалит белые зубы... А неподалеку, за столом, мой северный дружок Валя Гринер стихи дует... "Мы пришли пареньками в этот снежный простор, из горючего камня разложили костер..."

- В лифт, в лифт вы пришли! - кричу я Вале. - А снежный простор... Это там... Это где живет белый олень...

ГДЕ ЖИВЕТ БЕЛЫЙ ОЛЕНЬ

(Валентин Гринер)

Гостиница называется "Север". Да тут все - и кафе, и ателье, и детский сад - сплошь "Север"! И даже коктейль в местном буфетике из какой-то жуткой отравы поэтически именуют "Северное сияние". И пьют тут по-северному: много и всегда.

Гостиничка, единственная, кажется, здесь, неуютна, шумна, бестолкова. В какие-то времена пуста, потом набегают люди, снабженцы, хозяйственные работники, заготовители пушнины, рыба-ки - словом, командировочный люд, своеобычный, закаленный в здешних стужах, фанатично преданный Северу, и тогда казенные, крашенные в желто-ядовитый цвет коридоры гостиницы напоминают огромную коммунальную квартиру.

Из "постоянных" в одной из комнат жили два "пидера", и все об этом знали. В других размещалась семья военнослужащих с ребенком, заезжий журналист, но этот, правда, не сидел на месте, а мотался по округе, и два студента-практиканта из Ленинграда.