— Ну-ка, ну-ка, рассказывай, — навис надо мной.
— Ничего особенного. Зверь как зверь. Ленивый и неповоротливый, — отшутилась я.
— А обо мне что говорил? — не отставал Мэл. — О моем звере?
— Тоже мало интересного. Что зверь постоянно в движении, — сымпровизировала я, переиначив слова Радика.
— А еще что?
— Теперь уж не упомню, — увильнула от ответа.
Мэл задумчиво накрутил мой локон на палец:
— В движении… Не густо…
Запиликавший телефон отвлек от допроса. Прежде чем ответить, Мэл взглянул на экран.
— Добрый вечер, — поздоровался вежливо, хотя дело подошло к ночи. — Нет… Конечно… Во второй половине дня… Спасибо, хорошо… Понимаю… В среду в семь… Договорились. До свидания. Со всем уважением к супруге и детям.
Каков дипломат! "Со всем уважением к супруге"…
— Эва, звонил твой отец…
Я замерла. Что нужно папеньке? Лучше бы не слышать о нем до вручения аттестата.
— Ты вернулась в столицу. Нужно показать обществу, что ты жива и здорова. Несколько официальных снимков в кругу семьи. Фотосессия.
О какой семье речь? Мама и Мэл — вот и вся моя семья.
Заметив мой оторопелый вид, он разъяснил:
— Ты, твой отец и его жена.
— Не хочу! — выдала первое, что пришло в голову, и села на кровати, нервно грызя ноготь. Мэл оказался рядом, обняв.
— Нужно, Эва. По-другому никак. Привыкай.
Понятно, что за всё хорошее нужно платить, но мне ужасно не хотелось встречаться с родителем и мачехой. Настроение скакнуло в минус.
— Я боюсь… О чем нам говорить? Как правильно себя вести?… И нужно одеться подходяще! И прилично выглядеть! — вскочила и заходила туда-сюда.
— Поэтому фотосессия переносится с понедельника на среду. У тебя будет время, чтобы подготовиться.
— Где пройдут съемки? — разнервничалась я.
— В доме твоего отца.
— Ты же не бросишь меня? — кинулась к Мэлу.
— Поедем вместе. Ты справишься.
— А если журналисты начнут задавать вопросы? Вдруг поинтересуются о нас с тобой? Что отвечать?
— Успокойся. Это обычное фотографирование. Интервью не будет. О нем договариваются задолго до назначенного времени. Заранее составляют вопросы, заранее готовят ответы, которые проверяют цензоры и шлифуют специалисты по разговорной речи и дикции. Тебе останется заучить и повторить с репетитором.
Ничего не скажешь, основательный подход. Никаких экспромтов и отсебятины. Наверное, и шутки разбирают по буковкам, чтобы звучали смешно и непринужденно.
— А нас с тобой будут фотографировать? И почему журналисты не писали о нас?
— Не так давно ты говорила, что не хочешь публичности. Что-то изменилось? — улыбнулся Мэл.
Может быть. С одной стороны, не хочу, чтобы в нашу жизнь лезли репортеры и рылись в грязном белье, а с другой стороны, пусть все узнают, что Мэл — мой. Пусть знает вся страна — и Эльзушка, и Снегурочка, и прочие сливки светского общества.
Я опять вскочила и забегала перед Мэлом:
— Так… Пересмотреть гардероб… Обсудить с Вивой стиль и прическу… Съездить в переулок…
Ему надоело мое мельтешение.
— Иди сюда, — притянул и усадил на колени. — Теперь тебе не спрятаться от чужих глаз. Твоя жизнь изменилась. Ты не видишь волны, но не боишься смотреть людям в глаза. И пусть у вас с отцом натянутые отношения, согласись, он выжал из покушения максимальную пользу, не забыв о тебе.
Соглашусь, — отвела я взгляд. Но отец сделал это, прежде всего, преследуя собственную выгоду.
— Предупреждаю сразу: готовься морально. Тебе придется бывать на мероприятиях разного уровня и сталкиваться со своим отцом… и с моим тоже… и с Рублей. В следующее воскресенье запланирован концерт по случаю открытия Академии культуры. Не сегодня-завтра на твое имя придет приглашение.
— Поеду только с тобой. Вместе. И сидеть будем рядом! — схватилась за Мэла как утопающий за соломинку. — Тебя ведь тоже пригласят, да?
— Пригласят. Эва… — замялся он. — Здесь столица, а не курорт. Не успеешь чихнуть, а тебе уже приписывают янтарную чуму в последней стадии. Наверняка сплетни долетели и сюда. Зачем давать повод для слухов?
— Ну и что? — заупрямилась я. — Пусть летают. Теперь неважно. Придумай что-нибудь, — прижалась к Мэлу и добавила жалобно: — Пожалуйста!
— Ладно, — хмыкнул он. — Все равно скоро узнают.
Я вздохнула с облегчением. Без своего мужчины — никуда.
— Почему отец позвонил тебе, а не мне?
— Потому что, — сказал Мэл со смешком. — Наверху не приветствуется, чтобы женщины принимали решения самостоятельно. За них решают родственники по мужской линии — отец, братья или муж. Конечно, в единичных случаях встречаются деловые дамы. Эти леди имеют бульдожью хватку и зарабатывают имя, шагая по трупам. Вообще-то за тебя отвечает отец, но он передал права мне, потому что мы с тобой теперь живем вместе.
— Делитесь правами, а мне знать необязательно? — ощетинилась я. — Передаете из рук в руки как вещь?
— Как сокровище, Эвочка, — уточнил он, заправив прядку волос за мое ухо.
— Хорошо! — вспылила я. — Предупреждаю, что не стану молчать о заначках тётки-вехотки и расскажу Стопятнадцатому. И не буду спрашивать твоего разрешения!
— Бунт на корабле? — усмехнулся Мэл. — Назло моим словам?
— Не назло. Так совпало.