Песок. Песок был в волосах. Песок был в обуви. Песок на зубах и песок за шиворотом рубашки, которая когда-то была белой. Песок был вокруг — куда не кинь взгляд, до самого горизонта, волны, холмы, горы песка. Дюны. Ветер создал из песка скульптуры, больше всего похожие на застывшую поверхность моря или озера в бурную погоду. При мысли о воде — она сглотнула пересохшими губами. Чего бы она только не отдала сейчас за бутылку воды — обычную пластиковую, пусть даже поллитровую, но конечно было бы лучше — большую бутылку, на полтора литра, такую, с ручкой, с запотевшей от холода поверхностью. Она криво усмехается. Да, нет ничего дороже воды в пустыне.
— Сакура? — шепчет она пересохшими от жары губами и морщится, когда губа трескается и кровь бежит по подбородку. Сакура не отвечает. Она облизывает треснувшую губу и вытирает кровь рукавом. На рукаве остается полоса — даже не красная. Кровь моментально высыхает, оставляя бурые пятна.
Ладно, думает она, ладно. Она доберется до ближайшего населенного пункта, до ближайшего оазиса и уж тогда, восстановив силы — она снова сможет подняться в воздух. А когда она поднимется в воздух… тогда она узнает, где она и сможет вернуться в Японию. Потому что вот эти дюны и триллионы тонн песка вокруг — никак не могут быть на островах Хонсю или Сикоку, это не Окинава или Хоккайдо. Она не дома.
— Сдается мне, Тотошка, что это не Канзас. — говорит она вслух, просто чтобы услышать звук своего собственного голоса. Голос звучит странно — будто бы через металлическую бочку, которую поставили далеко-далеко, но все равно его слышишь — гулко и невнятно.
Ничего, думает она, ничего, надо только идти прямо. Вот так — левой, левой, правой. Да, два, два — раз. Потому что каждый человек делает правой ногой шаг чуть больше и в результате — через некоторое время движения без ориентиров — начинает кружить на месте. Она это знает. Сильная, толчковая нога у нее — правая, потому она делает два коротких шага левой, подтягивая правую ногу следом и только потом — шагает с правой.
— У тебя не выйдет — говорит Кэйя и она стискивает зубы. Да пошел ты, думает она, пошел ты…
— Смотри — ты делаешь два шага левой, якобы выправляя свой курс, но на самом деле — ты просто заворачиваешь не в правую сторону, а в левую. Ты идешь по кругу, просто чуть большему. Неужели это не понятно? Впрочем, чего еще от тебя ожидать, А-тян? Ты никогда не отличалась умом…
— Отвали — бросает она через плечо: — конечно я это знаю. Но… через каждые десять шагов я перехожу на обычный шаг, компенсируя эту разницу. Получается синусоида и, в конечном итоге…
— Она замыкается в круг — кивает Кэйя: — просто чуть больше. Иногда я поражаюсь твоей никчемности, А-тян. Но только иногда. Потом я вспоминаю, что это — ты. Моя глупенькая и недалекая А-тян.
— У меня диплом Тодай с Magna cum laude — говорит она: — у меня докторская степень. Я добилась большего, чем ты за всю свою жизнь.
— О, переходим на личности, А-тян? — смеется Кэйя своим противным, подхихикивающим смехом, словно стая гиен собралась пировать над телом мертвого льва: — У тебя диплом, да. И наша тупенькая А-тян даже доктор… а напомни-ка мне, как именно ты поступила в Тодай? А? Молчишь? Всего-то надо было лечь под старого Джиро, да, А-тян?
— Заткнись! — рычит она: — ты даже ногтя на мизинце Джиро-сама не стоишь! Он… он по крайней мере не бросил меня, когда я подыхала под мостом!
— Ну конечно он тебя не бросил — снова хихикает стая гиен, обитающих в глотке Кэйи: — конечно. Подобрать, накормить и трахнуть сиротку, а потом пристроить ее в бордель — да он просто гуманист. Альтруист. Герой нашего времени. Что? Не в бордель? Ну конечно нет, он уже увидел твой пробудившийся дар. Ты — была просто актив, А-тян и ты знаешь об этом. Он привязал тебя к себе приторными речами и показной заботой, но если бы не твой дар — ты бы уже на следующий день лежала с раздвинутыми ногами на татами в Веселом Квартальчике, отрабатывая свое пропитание. Вот как была наивной дурочкой, так и осталась. Ой, извини — деланно пугается Кэйя: — извини, конечно. Ты стала наивной дурочкой с дипломом Тодай, конечно же с Magna cum laude. И докторской степенью. Кстати, это докторская степень позволяет тебе так хорошо сосать?
— Заткнись Кэйя — говорит она и закатывает глаза: — Я не собираюсь спорить с галлюцинацией. Ты давно мертв, и ты помер как собака. Жаль, что не от моей руки, но все же…
— Туше, А-тян, туше. — хихикают гиены: — я действительно мертв. А тебя не учили, что именно старшие и мертвые люди — дают самые лучшие советы? Пророчества, там. Дают почву для рефлексии и осознания? Или ты со своей докторской степенью таких слов не знаешь.